с улыбкой и снова полез в портфель. — А это для тебя.
Шаддода приняла из его рук отрез зеленого бархата и расцвела:
— Ой, какая прелесть! Спасибо, акаджон! Проходите в комнату, а я сейчас только поставлю манты на пар…
Комната была той самой, в которой год тому назад лежал Мулло Хокирох. Теперь в ней живут Марджона и Дадоджон. В углу появилась большая никелированная кровать с блестящими шариками на спинках; в центре стоят стол и стулья вокруг него, пол застелен мягким ярким ковром.
— Ну, что будем делать с долгом очкарику? — насмешливо произнес Бурихон, усевшись за стол.
— Не знаю, — сказал Дадоджон и тоже сел. «Бурихон как ака Мулло: тоже читает мысли», — подумал он и вздохнул.
— Съедят нас проценты, сожрут! — Бурихон как бы в ужасе схватился за голову. — Пустит нас по миру проклятый очкарик, предъявит иск на дом и двор. Куда подадимся? К кому обратимся? Кто защитит нас?
Бурихон явно юродствовал, интонации его голоса настолько не соответствовали словам и жестам, что Дадоджон сразу принял их за неуместную, дурацкую шутку и чуть не взорвался.
— Что еще в голову стукнуло? — резко спросил он.
— Действовать надо, а не вздыхать. Действовать по-мужски! — Бурихон засмеялся и полез в карман. — Я же говорил тебе, держись за меня, со мной не пропадешь. На, держи свою расписку! Можешь порвать.
Дадоджон взял бумажку, несколько раз прочитал, не веря своим глазам. В голове у него зашумело от радости, он разорвал проклятую расписку на мелкие клочки и возбужденно заговорил:
— Господи, сплю я или нет? Ущипните меня! Как же вам удалось? Где вы нашли столько денег? Век не забуду вашей доброты, акаджон, спасибо вам, избавили меня от камня на сердце, спасли от позора. Спасибо, родной!
— Не стоит, братишка! Разве тысяча рублей это деньги? Пшик, ерунда! Ты и представить не можешь, сколько я перевидал этих тысяч! Если вот так, по-умному будем работать, то, даст бог, наш хлеб всегда будет плавать в масле.
— Конечно, конечно, — согласно кивнул Дадоджон, но его занимала совсем другая мысль. — Как вам удалось заполучить расписку?
— Возвратил очкарику деньги с процентами, только и всего.
— Нет, не верится. Откуда у вас появились такие деньги?
— Заработал, — ухмыльнулся Бурихон. — Сделал так, чтобы и волки были сыты, и овцы жирели. Ему понадобились строительный лес и листовое железо, приполз ко мне, стал умолять…
— Вы продали ему колхозные стройматериалы?! — воскликнул, перебивая, Дадоджон.
— Нет, не колхозные, — спокойно ответил Бурихон. — Договорился с завбазой, правда, за мзду, но небольшую, внакладе не остался. Только вот… подписать придется эту бумажку. Печать уже есть. Ни председатель не нужен, ни бухгалтер.
— Кому подписать? — сдавленным от волнения голосом произнес Дадоджон.
— Осталось тебе. Я уже подписал. Завбазой помог нам, сделал добро, зачем же подставлять его под удар? Еще пригодится!
— А себя ставить под удар можно?
— Да не касается это нас, брось паниковать! — раздраженно выпалил Бурихон. — Не колхозное добро, получил по другим фондам. Подписывай, не бойся, я буду улаживать, мне и отвечать!
— Но если не по нашим колхозным фондам, зачем мне тогда подписывать?
— Вот чудак! Да хотя бы потому, что твою подпись знают, глянут на нее и поверят, остальное читать не будут. Дошло или нет? Давай подписывай!
— Подождите…
Шаддода, которая была уже в комнате и стояла в сторонке, у ниши с посудой, слышала последнюю часть разговора. Упрямство мужа разозлило ее и, перебив Дадоджона, она закричала:
— Да чего ждать? Нашли кого просить, слизняка! Он и собственной тени боится! Давайте сюда, я подпишу вам, я никого не боюсь!
Она схватила накладные, в одно мгновение снова оказалась у ниши и склонилась, как бы и вправду подписывая.
— Дура, ненормальная! — сорвался Бурихон с места. — Что ты делаешь? Испортила документы! Кому нужна твоя подпись?
— Нате, спрячьте свои бумаги в карман, сойдет и моя подпись, — сказала Шаддода, подмигнув брату, и засмеялась.
Бурихон то ли понял ее знак, то ли нет, но бумаги схватил и, сложив вдвое, запихнул в карман.
— Вот и хорошо, теперь можете обходиться подписью своей сестрицы, любые товары получите, — усмехнулся Дадоджон. Он подумал, что Шаддода назло ему подписалась его фамилией, но все равно испортила документы — любой мало-мальски грамотный человек сразу распознает фальшивку.
Но Дадоджон, оказывается, все еще плохо знал свою жену. Он и не подозревал, что у нее было факсимиле его подписи, которое по образцу сделала ей подружка из районной типографии. Это факсимиле Марджона-Шаддода и нашлепала на накладные Бурихона.
Она накрыла стол и принесла из чуланчика бутылку водки, поставила перед братом. Бурихон тут же наполнил две стограммовые граненые стопки и одну протянул Дадоджону:
— Ладно, наплевать на дела! Давай отдохнем от них и выпьем за избавление от проклятого ростовщика.
Дадоджон отпил глоток и скривился:
— Фу, горькая!
— Это с непривычки, — усмехнулся Бурихон. — Смотри, как по маслу идет, — и он, изумив Дадоджона, опустошил стаканчик с таким видом, будто пил шербет или голубой нектар. — Ну, догоняй! Выпей хотя бы одну до конца!
— Пейте, чего ломаться, — поддержала брата Шаддода, внося блюдо с мантами. — Хоть раз уважьте моего родного брата!
— Я всегда уважаю, — ответил Дадоджон и отпил еще глоток, а потом, съев две манты, одолел и всю стопку. На душе стало повеселее.
Бурихон больше не подливал ему, вылил в себя еще две стопки и налег на еду.
Вдруг со двора донесся чей-то голос. Шаддода, вскочив, вышла на веранду. Мужчины, перестав есть, стали прислушиваться. Зазвучали два голоса, мужской и женский, что-то ответила Шаддода, потом наступило молчание, послышались шаги, и Шаддода, вернувшись в комнату, сказала мужу:
— Выйдите, это Нуруллобек и Гульнор, пришли пригласить нас на свадьбу.
— Позвала бы их сюда, — сказал Дадоджон, взявшись за салфетку.
— Без вас догадалась, но они не хотят.
— Из-за меня? — криво усмехнулся Бурихон. — Иди, милый, выйди к ним, мне пока нельзя встречаться с Нуруллобеком: он злопамятный.
Дадоджон ничего не сказал, вытер салфеткой губы и руки и вышел из комнаты.
Гульнор была в нарядном платье из многоцветного атласа, в расшитом золотом красном бархатном камзоле и в тонкой шелковой косынке. Она смотрела на Дадоджона лучистыми глазами и улыбалась. Нуруллобек тоже улыбался, но несколько натянуто. Он был в черном костюме и накрахмаленной белой сорочке.
— Здравствуйте, друзья! — преувеличенно громко произнес Дадоджон. — Добро пожаловать! Прошу в комнату, манты на столе!
— Нет, спасибо за радушие, — сказал Нуруллобек. — Мы забежали на минутку, чтобы лично вручить вам это приглашение. Милости просим в воскресенье на нашу свадьбу.
Гульнор, вспыхнув, опустила глаза. Взяв приглашение, написанное тушью на плотном белом листке
