– Потому что я не хочу, чтобы ты здравствовал, – ответилдерзко вошедший.
– Но тебе придется примириться с этим, – возразил Воланд, иусмешка искривила его рот, – не успел ты появиться на крыше, как уже сразуотвесил нелепость, и я тебе скажу, в чем она, – в твоих интонациях. Ты произнессвои слова так, как будто ты не признаешь теней, а также и зла. Не будешь ли тытак добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы несуществовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведьтени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени отдеревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся снего прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голымсветом? Ты глуп.
– Я не буду с тобой спорить, старый софист, – ответил ЛевийМатвей.
– Ты и не можешь со мной спорить, по той причине, о которойя уже упомянул, – ты глуп, – ответил Воланд и спросил: – Ну, говори кратко, неутомляя меня, зачем появился?
– Он прислал меня.
– Что же он велел передать тебе, раб?
– Я не раб, – все более озлобляясь, ответил Левий Матвей, –я его ученик.
– Мы говорим с тобой на разных языках, как всегда, –отозвался Воланд, – но вещи, о которых мы говорим, от этого не меняются.Итак...
– Он прочитал сочинение мастера, – заговорил Левий Матвей, –и просит тебя, чтобы ты взял с собою мастера и наградил его покоем. Неужели этотрудно тебе сделать, дух зла?
– Мне ничего не трудно сделать, – ответил Воланд, – и тебеэто хорошо известно. – Он помолчал и добавил: – А что же вы не берете его ксебе, в свет?
– Он не заслужил света, он заслужил покой, – печальнымголосом проговорил Левий.
– Передай, что будет сделано, – ответил Воланд и прибавил,причем глаз его вспыхнул: – И покинь меня немедленно.
– Он просит, чтобы ту, которая любила и страдала из-за него,вы взяли бы тоже, – в первый раз моляще обратился Левий к Воланду.
– Без тебя бы мы никак не догадались об этом. Уходи.
Левий Матвей после этого исчез, а Воланд подозвал к себеАзазелло и приказал ему:
– Лети к ним и все устрой.
Азазелло покинул террасу, и Воланд остался один. Ноодиночество его не было продолжительным. Послышался на плитах террасы стукшагов и оживленные голоса, и перед Воландом предстали Коровьев и Бегемот. Нотеперь примуса при толстяке не было, а нагружен он был другими предметами. Так,под мышкой у него находился небольшой ландшафтик в золотой раме, через руку былперекинут поварской, наполовину обгоревший халат, а в другой руке он держалцельную семгу в шкуре и с хвостом. От Коровьева и Бегемота несло гарью, рожаБегемота была в саже, а кепка наполовину обгорела.
– Салют, мессир, – прокричала неугомонная парочка, и Бегемотзамахал семгой.
– Очень хороши, – сказал Воланд.
– Мессир, вообразите, – закричал возбужденно и радостноБегемот, – меня за мародера приняли!
– Судя по принесенным тобою предметам, – ответил Воланд,поглядывая на ландшафтик, – ты и есть мародер.
– Верите ли, мессир... – задушевным голосом начал Бегемот.
– Нет, не верю, – коротко ответил Воланд.
– Мессир, клянусь, я делал героические попытки спасти все,что было можно, и вот все, что удалось отстоять.
– Ты лучше скажи, отчего Грибоедов загорелся? – спросилВоланд.
Оба, и Коровьев и Бегемот, развели руками, подняли глаза кнебу, а Бегемот вскричал:
– Не постигаю! Сидели мирно, совершенно тихо, закусывали...
– И вдруг – трах, трах! – подхватил Коровьев, – выстрелы!Обезумев от страха, мы с Бегемотом кинулись бежать на бульвар, преследователиза нами, мы кинулись к Тимирязеву!
– Но чувство долга, – вступил Бегемот, – побороло нашпостыдный страх, и мы вернулись!
– Ах, вы вернулись? – сказал Воланд, – ну, конечно, тогдаздание сгорело дотла.
– Дотла! – горестно подтвердил Коровьев, – то естьбуквально, мессир, дотла, как вы изволили метко выразиться. Одни головешки!
– Я устремился, – рассказывал Бегемот, – в зал заседаний, –это который с колоннами, мессир, – рассчитывая вытащить что-нибудь ценное. Ах,мессир, моя жена, если б только она у меня была, двадцать раз рисковалаостаться вдовой! Но, к счастью, мессир, я не женат, и скажу вам прямо –счастлив, что не женат. Ах, мессир, можно ли променять холостую свободу натягостное ярмо!
– Опять началась какая-то чушь, – заметил Воланд.
– Слушаю и продолжаю, – ответил кот, – да-с, вот ландшафтик.Более ничего невозможно было унести из зала, пламя ударило мне в лицо. Япобежал в кладовку, спас семгу. Я побежал в кухню, спас халат. Я считаю,мессир, что я сделал все, что мог, и не понимаю, чем объясняется скептическоевыражение на вашем лице.
– А что делал Коровьев в то время, когда ты мародерствовал?– спросил Воланд.
– Я помогал пожарным, мессир, – ответил Коровьев, указываяна разорванные брюки.
– Ах, если так, то, конечно, придется строить новое здание.
– Оно будет построено, мессир, – отозвался Коровьев, – смеюуверить вас в этом.
– Ну, что ж, остается пожелать, чтобы оно было лучшепрежнего, – заметил Воланд.
– Так и будет, мессир, – сказал Коровьев.
– Уж вы мне верьте, – добавил кот, – я форменный пророк.
– Во всяком случае, мы явились, мессир, – докладывалКоровьев, – и ждем ваших распоряжений.
Воланд поднялся с своего табурета, подошел к балюстраде идолго, молча, один, повернувшись спиной к своей свите, глядел вдаль. Потом онотошел от края, опять опустился на свой табурет и сказал:
– Распоряжений никаких не будет – вы исполнили все, чтомогли, и более в ваших услугах я пока не нуждаюсь. Можете отдыхать. Сейчаспридет гроза, последняя гроза, она довершит все, что нужно довершить, и мытронемся в путь.
– Очень хорошо, мессир, – ответили оба гаера и скрылисьгде-то за круглой центральной башней, расположенной в середине террасы.
