Гроза, о которой говорил Воланд, уже скоплялась нагоризонте. Черная туча поднялась на западе и до половины отрезала солнце. Потомона накрыла его целиком. На террасе посвежело. Еще через некоторое время сталотемно.
Эта тьма, пришедшая с запада, накрыла громадный город.Исчезли мосты, дворцы. Все пропало, как будто этого никогда не было на свете.Через все небо пробежала одна огненная нитка. Потом город потряс удар. Онповторился, и началась гроза. Воланд перестал быть видим во мгле.
Глава 30
Пора! Пора!
– Ты знаешь, – говорила Маргарита, – как раз когда ты заснулвчера ночью, я читала про тьму, которая пришла со средиземного моря... И этиидолы, ах, золотые идолы. Они почему-то мне все время не дают покоя. Мнекажется, что сейчас будет дождь. Ты чувствуешь, как свежеет?
– Все это хорошо и мило, – отвечал мастер, куря и разбиваярукой дым, – и эти идолы, бог с ними, но что дальше получится, уж решительнонепонятно!
Разговор этот шел на закате солнца, как раз тогда, когда кВоланду явился Левий Матвей на террасе. Окошко подвала было открыто, и если быкто-нибудь заглянул в него, он удивился бы тому, насколько странно выглядятразговаривающие. На Маргарите прямо на голое тело был накинут черный плащ, амастер был в своем больничном белье. Происходило это оттого, что Маргаритерешительно нечего было надеть, так как все ее вещи остались в особняке, и хотьэтот особняк был очень недалеко, конечно, нечего было и толковать о том, чтобыпойти туда и взять там свои вещи. А мастер, у которого все костюмы нашли вшкафу, как будто мастер никуда и не уезжал, просто не желал одеваться, развиваяперед Маргаритой ту мысль, что вот-вот начнется какая-то совершеннейшая чепуха.Правда, он был выбрит впервые, считая с той осенней ночи (в клинике бородку емуподстригали машинкой).
Комната также имела очень странный вид, и что-нибудь понятьв хаосе ее было очень трудно. На ковре лежали рукописи, они же были и надиване. Валялась какая-то книжка горбом в кресле. А на круглом столе был накрытобед, и среди закусок стояло несколько бутылок. Откуда взялись все эти яства инапитки, было неизвестно и Маргарите и мастеру. Проснувшись, они все это засталиуже на столе.
Проспав до субботнего заката, и мастер, и его подругачувствовали себя совершенно окрепшими, и только одно давало знать о вчерашнихприключениях. У обоих немного ныл левый висок. Со стороны же психики измененияв обоих произошли очень большие, как убедился бы всякий, кто мог бы подслушатьразговор в подвальной квартире. Но подслушать было решительно некому. Дворик-тоэтот был тем и хорош, что всегда был пуст. С каждым днем все сильнее зеленеющиелипы и ветла за окном источали весенний запах, и начинающийся ветерок заносилего в подвал.
– Фу ты черт, – неожиданно воскликнул мастер, – ведь это,подумать только, – он затушил окурок в пепельнице и сжал голову руками, – нет,послушай, ты же умный человек и сумасшедшей не была. Ты серьезно уверена в том,что мы вчера были у сатаны?
– Совершенно серьезно, – ответила Маргарита.
– Конечно, конечно, – иронически заметил мастер, – теперь,стало быть, налицо вместо одного сумасшедшего двое! И муж и жена. – Он возделруки к небу и закричал: – Нет, это черт знает что такое, черт, черт, черт!
Вместо ответа Маргарита обрушилась на диван, захохотала,заболтала босыми ногами и потом уж вскричала:
– Ой, не могу! Ой, не могу! Ты посмотри только, на что тыпохож!
Отхохотавшись, пока мастер сердито поддергивал больничныекальсоны, Маргарита стала серьезной.
– Ты сейчас невольно сказал правду, – заговорила она, – чертзнает, что такое, и черт, поверь мне, все устроит! – глаза ее вдруг загорелись,она вскочила, затанцевала на месте и стала вскрикивать: – Как я счастлива, какя счастлива, как я счастлива, что вступила с ним в сделку! О, дьявол, дьявол!Придется вам, мой милый, жить с ведьмой. – После этого она кинулась к мастеру,обхватила его шею и стала его целовать в губы, в нос, в щеки. Вихрынеприглаженных черных волос прыгали на мастере, и щеки и лоб его разгоралисьпод поцелуями.
– А ты действительно стала похожей на ведьму.
– А я этого и не отрицаю, – ответила Маргарита, – я ведьма иочень этим довольна!
– Ну, хорошо, – ответил мастер, – ведьма так ведьма. Оченьславно и роскошно! Меня, стало быть, похитили из лечебницы! Тоже очень мило.Вернули сюда, допустим и это... Предположим даже, что нас не хватятся, но скажиты мне ради всего святого, чем и как мы будем жить? Говоря это, я забочусь отебе, поверь мне.
В этот момент в оконце показались тупоносые ботинки и нижняячасть брюк в жилочку. Затем эти брюки согнулись в колене, и дневной светзаслонил чей-то увесистый зад.
– Алоизий, ты дома? – спросил голос где-то вверху надбрюками, за окном.
– Вот, начинается, – сказал мастер.
– Алоизий? – спросила Маргарита, подходя ближе к окну, – егоарестовали вчера. А кто его спрашивает? Как ваша фамилия?
В то же мгновение колени и зад пропали, и слышно было, какстукнула калитка, после чего все пришло в норму. Маргарита повалилась на дивани захохотала так, что слезы покатились у нее из глаз. Но когда она утихла, лицоее сильнейшим образом изменилось, она заговорила серьезно и, говоря, сползла сдивана, подползла к коленям мастера и, глядя ему в глаза, стала гладить голову.
– Как ты страдал, как ты страдал, мой бедный! Об этом знаютолько я одна. Смотри, у тебя седые нитки в голове и вечная складка у губ. Мойединственный, мой милый, не думай ни о чем. Тебе слишком много пришлось думать,и теперь буду думать я за тебя! И я ручаюсь тебе, ручаюсь, что все будетослепительно хорошо.
– Я ничего и не боюсь, Марго, – вдруг ответил ей мастер иподнял голову и показался ей таким, каким был, когда сочинял то, чего никогдане видел, но о чем наверно знал, что оно было. – И не боюсь потому, что я всеуже испытал. Меня слишком пугали и ничем более напугать не могут. Но мне жалкотебя, Марго, вот в чем фокус, вот почему я твержу об одном и том же. Опомнись!Зачем тебе ломать свою жизнь с больным и нищим? Вернись к себе! Жалею тебя,потому это и говорю.
– Ах, ты, ты, – качая растрепанной головой, шепталаМаргарита, – ах, ты, маловерный, несчастный человек. Я из-за тебя всю ночьвчера тряслась нагая, я потеряла свою природу и заменила ее новой, несколькомесяцев я сидела в темной каморке и думала только про одно – про грозу надЕршалаимом, я выплакала все глаза, а теперь, когда обрушилось счастье, ты менягонишь? Ну что ж, я уйду, я уйду, но знай, что ты жестокий человек! Ониопустошили тебе душу!
