Дальнейший ход развития в XIII в. еще более углубил пропасть и антагонизм между двумя общинами.
В начале 1250-х гг. люди культуры Туле начали продвижение на юг, вплоть до Упернавика. И хотя до нас дошли лишь глухие отзвуки первых контактов и стычек между норвежцами и людьми Туле, они со всей ясностью свидетельствуют о том, что норвежцы Гренландии обращались со скрелингами культуры Туле точно так же, как подручные Карлсефни поступали с тунитами и индейцами на Ньюфаундленде и Лабрадоре.
«Historia Norwegiae»[162], составленная в XIII в., свидетельствует:
«К северу от тех мест, где обитали гренландцы, охотники нашли несколько людей карликового роста, именуемых скрелингами. Они устроены так странно, что, если нанести им оружием рану, но только не смертельную, рана эта побелеет, а кровоточить не будет; если же они ранены смертельно, то кровь так и льется, не переставая».
Сведения, сообщаемые в «Historia Norwegiae», по всей видимости, исходят от жителей южного поселения. Если же они отражали и мнения северян, то тон подобных заявлений, как мы вскоре сможем убедиться, заметно менялся.
Прибытие этих «троллей» (как христиане-норвежцы называли язычников — людей Туле) вызвало у гренландцев-южан такую же реакцию, какую вызывает у скотоводов появление поблизости стаи волков. И когда люди Туле вышли к берегам бухты Диско, настало время принимать решительные меры.
В 1266 г. представители теократической власти, епископской кафедры в Гардаре, направили на север экспедиционный отряд, чтобы убедиться, что же конкретно можно предпринять, чтобы остановить вторжение этих дикарей, которых чада церкви считали исчадиями дьявола. Было снаряжено несколько кораблей и, по-видимому, солидный отряд воинов. В свидетельствах хроники нет ни слова о том, куда именно они направились и что там произошло, но далее говорится, что они вышли к заливу Мелвилл Бэй, где
«они заметили несколько построек скрелингов, но высадиться на берег не смогли, ибо там было множество медведей… Высадившись на берег на одном из островов к югу от Снаэфеллс (в окрестностях Упернавика), они обнаружили укромные жилища скрелингов… затем они возвратились домой в Гардар».
И хотя книга ничего не говорит нам о столкновениях со скрелингами, трудно поверить, что дело — все равно, были там пресловутые медведи или нет, — обошлось без них. А если такие стычки имели место, мы вправе сделать конфиденциальное заключение о том, что в них использовались мечи и боевые секиры, причем делалось это именно таким образом, который подтверждает свидетельство «Historia Norwegiae» о том, что из смертельно раненных скрелингов кровь так и хлещет, не переставая.
Добрые христиане из Южного поселения относились к скрелингам с откровенной ненавистью и жестокостью, чего не скажешь о жителях Северного поселения. Хотя никаких письменных свидетельств о ранних контактах между ними не сохранилось, все указывает на то, что норвежцы из округа Годтхааб сумели адаптироваться к присутствию людей Туле[163]. Хотя поначалу между ними мог иметь место конфликт, дальнейшее развитие отношений имело — к обоюдному интересу — вполне мирный характер. Как убедились ранее альбаны и туниты, это наиболее перспективный путь[164].
Знаменитый норвежский путешественник Вилхьялмур Стефанссон, который как никто, разбирался в тонкостях отношений между эскимосами и европейцами, пришел к выводу, что:
«Норвежцы — жители северной колонии, уступая туземцам в численности и редко общаясь с Европой, не столь удачливые в разведении крупного рогатого скота и овец и более зависевшие от охоты, в силу этих причин, а также и потому, что они достаточно часто встречались с эскимосами, проявляли куда большую готовность к терпимости, а затем и к равенству людей… Охотники имели все больше стимулов адаптироваться к взглядам и образу жизни эскимосов, поскольку жены у подавляющего большинства охотников были эскимосками, подобно тому, как в последующие века у большинства белых охотников и трапперов — переселенцев из Европы тоже были эскимосками… Процесс «эскимосизации» образа жизни быстро набирал силу, протекая, по всей видимости, мирно и со временем достигнув таких масштабов, что Западное поселение перестало быть форпостом европейской культуры и христианской религии на Гренландии»[165].
Валютой, наиболее часто использовавшейся жителями Гренландии в их торговых сделках с внешним миром, по-прежнему служили моржовая кость (бивни) и шкуры. Поставки обоих экспортных товаров были достаточно стабильными вплоть до середины XIII в., когда их уровень резко сократился.
К 1260 г. возникшая нехватка «валюты» стала настолько значительной, что теократы из Гардара обнаружили, что не в состоянии заплатить даже церковную десятину, которую требовала Нидаросская епархия. Причина подобной нехватки вовсе не является тайной. Дело в том, что северяне (жители Северного, т. е. Западного поселения) прекратили платить десятину властям Гардара, а жители Восточного поселения никоим образом не могли восполнить эту дыру в бюджете собственными силами.
За подобные непорядки епископ Гардара был смещен, но этим дело не ограничилось. Около 1275 г. архиепископ Нидаросский в свою очередь был вынужден оправдываться перед папой римским Иоанном XXI за нерегулярные поступления взносов в казну Ватикана. В свое оправдание архиепископ заявил, что в его бюджет перестала поступать десятина с Гренландии. Папа отреагировал на это суровой нотацией об обязанностях подчиненных и издал указ об отлучении гренландцев от церкви до тех пор, пока они не заплатят все свои долги сполна.
