тако[36] тогда бы подействовало,— посоветовал Амфортас.
Киндерман от неожиданности опустил руки. Выражение лица Амфортаса нисколько не изменилось, оно по-прежнему оставалось невозмутимым, а глаза все так же пристально изучали Киндермана Но ведь следователь только что своими ушами слышал его шутку.
— Да, и тако тоже,— неуверенно подхватил он.
— Ну, так чего же вы хотите? — осведомился Амфортас.
— Вы простили меня? Я бы хотел услышать от вас кое-что.
— О чем?
— О боли. Это просто сводит меня с ума. Отец Дайер говорил мне, что вы работаете в этой области и что вы настоящий специалист. Вы не возражаете? А чтобы затащить вас сюда и спокойненько поговорить, мне пришлось пойти на хитрость. Но теперь я страшно смущен и прошу вашего прощения. Доктор, вы ведь уже простили меня? Может быть, договоримся на условное отбывание наказания?
— Вам что-то причиняет постоянную боль? — поинтересовался Амфортас.
— Да, и это «что-то» называется Райан. Но сейчас я бы хотел поговорить не о нем.
Амфортас по-прежнему оставался мрачным.
— О чем же? — тихо спросил он.
Но прежде чем следователь успел ответить, перед ними возник официант и протянул меню. Это был совсем молодой парень, видимо студент. Скорее всего, он подрабатывал здесь в свободное время. В глаза бросались его ярко-зеленый галстук и жилетка.
— Вы будете обедать? — вежливо осведомился юноша.
Официант все еще протягивал меню, и Амфортас кивнул на Киндермана.
— Нет, это не мне. Мне принесите только чашку черного кофе. Этого достаточно.
— Тогда и я не буду обедать,— заявил следователь.— Мне только чай с лимоном, пожалуйста. И пряники. У вас есть такие круглые, с имбирем и орехами?
— Есть, сэр.
— Тогда принесите их. Кстати, почему это сегодня на всех официантах жилетки и галстуки?
— Праздник святого Патрика. В «Могилке» его отмечают всю неделю,— сообщил официант.— Больше ничего заказывать не будете?
— У вас сегодня есть куриный суп?
— Да, с лапшой.
— С чем угодно. Принесите одну порцию, пожалуйста.
Официант кивнул и отправился выполнять заказ.
Киндерман нахмурился, разглядев на соседнем столике большую кружку, доверху наполненную светлым пивом.
— Просто бред какой-то,— проворчал он.— Человек гоняется за змеями, как полоумный, а вместо того, чтобы поместить его в палату для буйных где-нибудь в психлечебнице, католики причисляют его к лику святых.— Он повернулся к Амфортасу: — Эти маленькие садовые змейки, они же совершенно безвредные, они даже картошку не едят. Ну разве такое поведение разумно, доктор?
— А я-то думал, что вы голодны,— заметил Амфортас.
— Неужели вы не можете оставить человеку хоть капельку достоинства? — расстроился Киндерман.— Да, конечно, это было моей очередной ложью. Я всегда так поступаю. Я неисправимый врунишка, стыд и позор всего нашего участка. Теперь вы удовлетворены, доктор? Милости просим использовать мой мозг для своих опытов. Я только тогда смогу спокойно отойти в мир иной, когда буду знать, отчего это происходит. Ведь собственное вранье сводит меня с ума вот уже долгие годы!
В глазах доктора промелькнула лукавая усмешка.
— Вы начали говорить о боли,— напомнил он.
— Это правда. Послушайте, вы ведь знаете, что я работаю в отделе по расследованию убийств.
— Да.
— И мне часто приходится сталкиваться с болью, которая обрушивается на невинных людей,— вздохнув, признался следователь.
— А почему это вас так волнует?
— Вы религиозны, доктор?
— Я католик.
— Это хорошо. Тогда вы сами должны все знать и понимать. Мои вопросы будут касаться доброты Бога,— пояснил Киндерман.— И того, каким образом погибают невинные детишки. Избавляет ли их Бог от чудовищной, невероятной боли? Как в фильме «А вот и мистер Джордан», где ангел извлекает героя из падающего самолета как раз в тот момент, когда происходит катастрофа. Повсюду только и судачат о таких вот случаях. Возможно ли такое? Сталкиваются, к примеру, два автомобиля. В одном находятся трое детей. Они не пострадали от удара, но машина загорелась, дети оказались в ловушке и не могут сами выбраться из машины. Позже в газетах мы читаем, что они сгорели заживо. Это ужасно. Но что они чувствуют, доктор? Где-то я слышал, будто кожа в эти мгновения немеет. Это так?
— Вы очень странный следователь,— признался Амфортас. Теперь он смотрел прямо в глаза Киндерману.
Лейтенант пожал плечами:
— Я старею. И мне необходимо задумываться о таких вещах. Ведь хуже от этого не станет. Ну и каков же ответ на мой вопрос?
Амфортас опустил глаза.
— Никто не знает,— тихо вымолвил он.— Мертвые ничего не могут нам рассказать. Все, что угодно, может произойти в такие минуты,— пояснил врач.— Человек может задохнуться от дыма прежде, чем до него доберется пламя. Может случиться сердечный приступ или смерть от шока. Кроме того, поток крови сразу же устремляется к жизненно важным органам в надежде как-то защитить
их. Отсюда и сообщения о немеющей коже.— Он пожал плечами.— Я не знаю. Мы можем только догадываться.
— А если все не так, как вы говорите? — засомневался следователь.
— Но ведь это только предположения и размышления,— напомнил Амфортас.
— Ну пожалуйста, доктор, поразмышляйте еще немножко. Я весь во внимании.
Подошел официант с заказом. Он хотел было поставить тарелку с супом перед Киндерманом, но лейтенант жестом указал на доктора:
— Нет-нет, это ему,— а когда тот начал возражать, перебил его: — Не заставляйте меня звонить вашей матушке. Здесь куча витаминов и только те продукты, которые упоминаются в Торе. Не упрямьтесь. Вы должны поесть. Эта лапша — просто кладезь полезных веществ.
Амфортас сдался, и официант поставил перед ним тарелку.
— Кстати, мистер Маккуи сейчас здесь? — поинтересовался Киндерман.
— Да, по-моему, он у себя наверху,— подтвердил официант.
— Вы бы не могли позвать его на минуточку сюда? Однако если он очень занят, то не стоит беспокоить. Это не так уж важно.
— Хорошо, сэр. Я его позову. Как ваше имя?
— Уильям Ф. Киндерман. Он знает меня. Но если он занят, то не надо.
— Хорошо, я передам.— Официант удалился.
Амфортас смотрел на лапшу.
— От первых ощущений боли до самой смерти проходит двадцать секунд. Так вот, когда сгорают нервные окончания, они, естественно, перестают выполнять свои функции, и боль сразу же прекращается. Когда именно это происходит, мы тоже можем лишь догадываться. Однако не позднее чем через десять секунд. Но в течение этих десяти секунд
