которую заметила на улице подруга волшебников, – в Бриджет никак не отозвалась. Зато отзывалось другое.
Зеркала не нравились Бриджет – а их в доме Габриэля было немало. Большие, отражающие ее во весь рост, от светлой макушки до торчащих из-под шерстяного подола носков домашних туфель, и маленькие, висевшие рядом со светильниками или прячущиеся между окон. Бриджет не могла смотреть на себя.
Отражение в зеркале было чужим. Бриджет скользила взглядом по силуэту незнакомки и не могла связать эту девушку, светловолосую и тонкую, с болезненными тенями на худом лице, с кем-то, кого звали Бриджет и кто жил в городе под названием Альба в доме человека по имени Габриэль Моррис.
Но не только это превратило зеркала в нечто неприятное. По вечерам, когда она шла от столовой к себе сквозь полусонные, сумрачные коридоры, зеркала казались Бриджет глубокими провалами, полными теней. Зеркала ловили предметы – кусок шторы, лоскут обоев, ножку канделябра, стоящего на этажерке, и там, в мире за стеклом, все выглядело иначе.
Бриджет не любила зеркало в своей комнате и старалась спать так, чтобы случайно не увидеть его поверхность при пробуждении. Но, даже оставленное за спиной, это зеркало внушало смутную тревогу, словно что-то внутри его затаилось и ждало.
Видеть вечерние окна, за которыми сгущались сумерки, было тоже неприятно, и Бриджет радовалась тому, что в этом доме шторы были плотными, из тяжелого, пыльного бархата.
В сад ее отпустили раньше обеда – леди Хеллен нашла в себе силы одеться и настроиться на тщательное изучение того, во что сад превратился без твердой хозяйской руки. Габриэль был не способен на то, чтобы вести дела, – это Бриджет слышала уже не раз, и в тихом ворчании, и сказанное громко и недовольно самому Габриэлю или стене.
Пока Хеллен Хьюм озадаченно квохтала и размахивала руками, словно превратилась в огромную черную курицу на белом снегу, и заставляла экономку что-то запоминать и краснеть от несправедливых упреков, Бриджет остановилась у скамьи, стряхнула с нее пушистый снег и села, скрестив лодыжки.
Морозный воздух щекотал нос, а глаза резало от непривычной яркости: даже в тусклом, пасмурном зимнем утре света было больше, чем в плотно зашторенных комнатах. Чужое пальто оказалось слишком легким для этой погоды, Бриджет чувствовала, как холод постепенно проникает под него, но готова была терпеть.
Она глубоко вдохнула, позволив зиме заполнить легкие, и почувствовала, как голова становится ясной и пустой. По-хорошему пустой, а не как обычно. Точно так же было перед приходом леди Присциллы, когда Бриджет открыла окно в комнате и не читала, а наблюдала, как снег проникает внутрь. Ей очень хотелось впустить зиму в дом, поселить ее в нем, вычистить все пыльные углы, все темные зеркала, всю гнилую память.
И тогда, может быть, случится что-то хорошее.
Кто-то коснулся ее плеча и встряхнул.
– Дорогая? – голос звучал озадаченно.
Бриджет открыла глаза.
Хеллен Хьюм стояла рядом, почти нависнув над ней. В ее взгляде плескалась тревога.
– Я испугалась, что вы потеряли сознание, – сказала она, одергивая руку. – Говорят, такое бывает, если кто-то слишком долго пробыл на свежем воздухе с непривычки. Я закончила дела, пойдемте домой, а то замерзнете, – добавила она быстро, чтобы Бриджет не успела ей воспротивиться.
***
Габриэль прятался в кабинете. Леди Хеллен, пронырливая и навязчивая, перед кабинетом замирала и не смела даже носа туда сунуть, словно за дубовыми дверьми скрывалось что-то, с чем она не хотела соприкасаться.
Скрыться от нее в библиотеке или гостиной было невозможно, Бриджет уже успела это понять и даже сочувствовала бедному господину Моррису. И завидовала, чего скрывать. Она бы тоже пряталась – если бы могла. Увы, у нее не было кабинета, а саму Бриджет леди Хеллен считала своей собственностью: не то маленьким ребенком, не то комнатной собачкой, за которой нужен глаз да глаз – вдруг напакостит на дорогом ковре посреди гостиной?
Но в этот раз, после прогулки в саду леди Хеллен нашла себе другое занятие и другую жертву, и ушла по делам, оставив дом без своего строгого присмотра. Бриджет не сразу поняла, что случилось: в доме воцарилась спокойная тишина, словно он получил право на передышку.
И Бриджет вместе с ним.
Глупая книжка, поучительная сказка для девочек, не занимала ее нисколько – не больше, чем птички, клюющие боярышник за окном. Бриджет захлопнула ее, встала с кресла и пошла претворять свой план в жизнь.
Она многое успела передумать за эти дни и многое решить.
Раз уж леди Хеллен тут, чтобы приглядывать за бедной потеряшкой, пока та не вспомнит, кто она, или пока не найдутся ее родственники, то чем быстрее Бриджет справится с собой и своей памятью – тем быстрее сам Габриэль избавится от власти тетушки.
Это было выгодно обоим.
Так она ему и сказала, когда после короткого стука вошла в кабинет.
Габриэль оторвал взгляд от тетради, в которой что-то аккуратно писал. Его взгляд за стеклами очков был потерянным, как у задремавшего человека, которого разбудил резкий окрик.
– Простите, что вы только что сказали?
Бриджет устало вздохнула и поняла, что это будет чуть сложнее, чем она думала.
– Леди Хеллен ушла, – Бриджет шагнула вперед, и Габриэль отшатнулся. – И я решила, что нам нужно поговорить.
Он моргнул и отложил в сторону перо.
– О чем же?
И голос, и движения были осторожными. В голове Бриджет шевельнулась мысль, что Габриэль боится ее, как дикой собаки, встреченной на одинокой улице. Что делать с этим наблюдением, она пока не решила.
– О моем положении в доме. Я могу сесть? – она кивнула на свободное кресло и, не дожидаясь разрешения, подвинула его ближе к столу.
Если боится, значит… значит, нужно действовать, а не нянчиться, как с младенцем.
В конце концов, она не планировала ему вредить, лишь подтолкнуть в нужную сторону.
Глаза Габриэля стали почти круглыми от удивления.
– Ваше положение не устраивает вас? – спросил он.
– Мне кажется, вас оно тоже не устраивает, – ответила Бриджет. – Оно устраивает только леди Хеллен, потому что дает ей право командовать нами всеми. Неужели вам не хочется побыстрее это прекратить?
Он снова моргнул, будто бы Бриджет открыла ему истину и эту истину требовалось осознать.
– Она уйдет, когда я вспомню, кто я. А я вспомню, кто я, если мне не мешать.
Габриэль перестал смотреть на нее так, словно она готовилась его съесть, и наклонил голову над тетрадью. Он снял очки и потер переносицу. И больше не смотрел на Бриджет.
– Восстановление памяти – сложный процесс, я не