Лейтон Роджерс проводил старый год прогулкой по Невскому проспекту, но она только «несомненно» убедила его в экономическом и социальном распаде России. Он мог видеть это на каждом шагу: «…ужасные толпы на улицах, ободранные, изможденные, беспокойные, на бледных лицах у всех отпечаток изгнания и зыбкости, все спешат, словно их гонит страх перед приступом неизвестных сил. Люди с котомками, некоторые с трудно добытыми буханками хлеба в руках, другие без котомок и без буханок – значит, им предстоит голодать. Худых, рано повзрослевших детей принуждают к труду; искалеченным солдатам, выписанным из госпиталей родной страны, не полагается никакая плата за их жертву, кроме привилегии попрошайничать на улицах; а профессиональные попрошайки, которых можно встретить повсюду, – вы говорите, слепые? Они вообще без глаз! Все это больше похоже на ужасные иллюстрации Доре[123], чем на реальность, на персонажей романа “Отверженные”»{1032}.
В последний день 1917 года был один приятный момент, по крайней мере для Роджерса: ему «пришло письмо из дома – первое за долгое время». Оно было написано в сентябре и добиралось до него четыре месяца. Он был грустным и подавленным и все больше думал о своих друзьях, вернувшихся домой, которые уже поехали на Западный фронт. Петроград уже измучил его. После более чем года пребывания здесь он решил бросить банк и присоединиться к ним. «Большевики украли русскую революцию, и их власть может продолжиться, – писал он, вспоминая время, проведенное им в Петрограде. – Страстно надеюсь, что нет, но с такой возможностью приходится считаться… В будущее России страшно даже всматриваться. Она вышла не только из этой войны, она вообще вышла из нашего мира, причем на длительное время. Нам лучше учесть это, чтобы сосредоточиться на борьбе за собственное будущее»{1033}.
Послесловие
Забытые голоса Петрограда
Сэр Джордж Бьюкенен с семьей прибыл в порт Лейт, Шотландия, 17 декабря 1918 года и оттуда направился поездом в Лондон, где его ожидали поздравительные обращения от британского правительства и предстоял обед в Букингемском дворце. Однако вскоре после этого у него начались серьезные проблемы со здоровьем, и он был вынужден уехать на продолжительный отдых в Корнуэлл. Сэр Джордж был искренне убежден, что спасти Россию теперь может только вооруженная интервенция союзников, и проводил многочисленные встречи и лекции, посвященные этому вопросу. Его глубоко опечалило, что эта интервенция (1918–1919 гг.) потерпела поражение. Сэр Джордж был также крайне разочарован тем, что после стольких лет дипломатической службы его не произвели в пэры, а размер государственной компенсации, выплаченной ему за утраченное в России имущество и сделанные им там инвестиции, он счел просто унизительным. Кроме того, получив в 1919 году предложение занять место посла в Риме сроком на два года, он истолковал это как очевидный признак того, что по завершении этого срока дипломатическое ведомство больше не будет нуждаться в его услугах{1034}.
По возвращении в Лондон леди Джорджина продолжила свою неустанную благотворительную деятельность и оказала большую помощь многим британцам и русским, которые бежали из России после революции. Однако в Риме она тяжело заболела, у нее обнаружили рак, и последние годы, которые семья провела в Италии, были омрачены ее страданиями. Она умерла в апреле 1921 года вскоре после возвращения в Англию{1035}. При содействии редактора сэр Джордж написал книгу воспоминаний “My Mission to Russia and Other Diplomatic Memories”, в основу которой легли его дневниковые записи, сделанные в Петрограде. Книга была опубликована в 1923 году[124]. Сэр Джордж умер в декабре следующего года. Его дочь Мэриэл тоже написала несколько книг о том времени, что она провела в России, среди них “Petrograd, The City of Trouble” («Петроград, город беды», 1918) и “Dissolution of an Empire” («Распад империи», 1932), посвященные восстановлению доброго имени своего отца, на которого обрушился шквал несправедливых обвинений в том, что в 1917 году он не предпринял всех возможных мер, чтобы спасти царскую семью и вывезти их в Великобританию{1036}.
После отъезда семьи посла Бьюкенена из России в британском посольстве осталась лишь горстка сотрудников, которые заняли там «последнюю оборону». Их возглавил консул Артур Вудхаус, на плечи которого легла единоличная ответственность за судьбы нескольких сотен британских граждан, в основном женщин, которые оставались в Петрограде. Вудхаусу и сотрудникам британского военного атташе удалось обеспечить их продовольствием и предметами первой необходимости, хотя ситуация в городе продолжала ухудшаться. Однако 31 августа 1918 года несколько красногвардейцев ворвались в посольство Великобритании, завязалась потасовка, в ходе которой был убит военно-морской атташе капитан Фрэнсис Кроми{1037}. Были арестованы тридцать сотрудников посольства, в том числе капеллан, преподобный Босфилд Сван Ломбард, и консул Артур Вудхаус. Их посадили в Петропавловскую крепость, где и продержали до октября. В конце концов они были освобождены и переправлены через Швецию в Великобританию. Какое-то время здание посольства пустовало и находилось в заброшенном состоянии. Только в 1920 году его начали использовать для хранения конфискованных предметов искусства и мебели, предназначенных большевиками на продажу; оно стало напоминать «переполненную антикварную лавочку на Бромптон-роуд»{1038}.
В феврале 1918 года, когда мирные переговоры с Германией зашли в тупик, германская армия в результате наступления оказалась буквально в сотне километров от Петрограда. Большевики перенесли правительство в Москву, а оставшихся представителей дипломатического корпуса эвакуировали в Вологду. Многие коллеги Дэвида Фрэнсиса в то время покинули Россию. Когда уехал сэр Джордж Бьюкенен, Дэвид Фрэнсис стал главой дипломатического корпуса союзных стран, и он был твердо намерен никуда не уезжать из России, заявляя, что «он не желает бросать в беде русский народ, к которому он испытывает глубокое сочувствие, и он не раз выражал искреннюю заинтересованность Америки в благополучии русского народа»{1039}. Фил Джордан, наоборот, теперь очень хотел поскорее уехать. После того как большевики врывались на территорию целого ряда посольств в Петрограде, он пришел к выводу, что большевики «совсем не уважают иностранные представительства»{1040}.
