тебя люблю. – Его улыбка отражает чистейшее удовлетворение.
– Отнеси меня в кровать, – велю я.
– Зачем? – Крю ладонями обхватывает мои голые ягодицы, словно собирается нести, так и не выходя из меня. – Ты устала?
Он меня дразнит.
Я мотаю головой.
– Хочу как следует встретить Новый год. Всю оставшуюся ночь. – Я целую его, а потом провожу языком. – С тобой.
Крю выходит из меня и ставит на ноги. Я сбрасываю босоножки, но вдруг кое-что замечаю. Обхватываю его щеку, поворачиваю голову вбок и вижу это.
Следы помады по всей шее.
– Надо сделать фотографию, – говорю я, но он хватает меня и несет к кровати, а потом наваливается сверху.
– Нет, не надо. У тебя на это есть целая жизнь, помнишь? – Крю целует меня, лишая способности дышать, но не думать.
Я останавливаю его, опуская ладонь ему на грудь.
– Думаешь, у нас получится? Правда?
Его улыбка безмятежна. Умопомрачительна. Он дотрагивается до моей щеки. Ведет пальцами по коже.
– Да, думаю. Ты одна терпишь такого грубияна, как я.
Я хохочу, и от радости щемит в груди.
– Никто не понимает меня так, как ты.
Крю целует меня.
– Вот и один.
Я хмурюсь.
– Что один?
– Поцелуй. Думаю, теперь буду считать, сколько раз я тебя поцеловал.
– Это невозможно.
Он целует меня снова.
– Ты так думаешь? Спорим?
Еще один поцелуй.
– Это третий.
И еще один.
– Четвертый…
Я забираюсь на него верхом и губами заглушаю его отсчет.
Нам не нужно считать.
Я знаю, что он подарит мне еще по меньшей мере миллион.
Эпилог
Крю
Два года спустя
Мы празднуем Рождество в доме моих родителей в Хэмптонсе. Не пойму толком, почему мы здесь, но мама решила придумать в этом году что-то новое и не захотела встречать праздник с другими Ланкастерами.
– Теперь у нас своя семья, – объяснила она. – С Грантом, Алиссой, Перри и Шарлоттой. О, и с тобой, и с Рен. А скоро появится и много внуков.
Мама сказала мне об этом, когда позвонила в День благодарения. Вот так и съежились у меня яйца.
– Ну, от нас внуков пока не жди, – ответил я, нервно посмеиваясь.
Рен бросила на меня сердитый взгляд, хотя глаза ее игриво заблестели, словно она сочла мои внезапные страдания забавными.
Какая плохая девчонка.
Моя плохая девчонка.
Подарки открыли еще утром. Несколько часов назад подали поздний завтрак, и теперь мы готовимся к ужину. На это торжественное мероприятие, как нас всех уведомили, мужчины должны прийти в костюмах, а женщины в платьях.
Рен из-за этого здорово разволновалась.
– Я не знаю, что надеть. – На дверце гардеробной висят четыре платья, которые она задумчиво рассматривает, грызя ноготь.
Я встаю рядом, склонив голову набок.
– Мне нравится вот это.
Эластичное на вид платье из черной ткани с серебристой сверкающей нитью. Оно будет облегать ее, как перчатка, и всю ночь сводить меня с ума от желания.
Люблю себя помучить, когда речь заходит о Рен и ее очевидной сексуальности, так что я – только за.
– Правда? – Она указывает на платье, расшитое золотыми блестками. – А мне больше нравится это.
Я мотаю головой.
– Оставь его на Новый год.
Она с улыбкой поворачивается ко мне.
– Хорошая мысль.
Наконец определившись, Рен берет платье, уходит одеваться в гардеробную и закрывает за собой дверь.
– Я уже видел тебя голой, – напоминаю я.
Ответом мне служит тихий смех.
– Почему ты одеваешься там? – Я снимаю джинсы и надеваю черные брюки, но понимаю, что смогу одеться только наполовину, потому что моя рубашка висит в гардеробной, которую сейчас занимает Рен.
– Хочу сделать сюрприз, – отвечает она.
Я снимаю свитер и жду ее, стоя без рубашки. Она не спешит, что, как мне известно, в ее духе, но все равно сгораю от нетерпения. Рен беспокоится из-за своей груди и боится, что та будет выглядеть слишком большой, и мне приходится убеждать ее, что грудь у нее прекрасна. Потому что так и есть.
Как и она сама.
Последние два года мы провели вместе и путешествовали по миру. Решили не идти в колледж, а набраться опыта настоящей жизни. Рен во время путешествий пополняла свою растущую коллекцию предметов искусства. Когда ей исполнилось восемнадцать, у нее открылся доступ к небольшому трастовому фонду от родственников по материнской линии, и с тех пор она мудро инвестирует в уникальные произведения искусства.
Я мог бы купить ей пару картин, но она не поощряет мое стремление ее баловать. Она беспокоится из-за недавнего развода родителей и последовавшего раздела имущества, и мне от этого невыносимо.
Коллекция Бомонов – настоящее чудо, и недавно ее распродали на двух разных аукционах на «Сотбис». Ее родители несказанно обогатились. Сесилия уже начала собирать новую коллекцию.
Рен плакала все два дня, когда шли аукционы, огорченная утратой предметов искусства. Она не знает, что я купил ей картину на другом аукционе – картину, которую ее мать заметила в каталоге «Сотбис» и сразу же позвонила мне, чтобы сообщить об этом.
Но скоро Рен о ней узнает. Сегодня вечером.
Мы объездили всю Европу. Месяц провели в Японии. Лето в канадских горах. Две недели в Швейцарии. Мы возвращаемся домой, потому что это необходимо и Рен любит встречаться с Мэгги, Ларой и Брук, которые учатся в одном колледже в Нью-Йорке. К тому же ей хочется провести время с матерью.
С отцом Рен по-прежнему не в лучших отношениях и в какой-то момент вообще с ним не разговаривала, но сейчас они общаются чаще. Вчера она даже ездила к нему, чтобы навестить в канун Рождества, а это огромный шаг. Он живет с Вероникой, которая больше на него не работает. Она терпеть не может искусство, зато любит тратить деньги Харви.
Неудивительно.
Проводить праздники в Хэмптонсе уже не модно, но моя мама всегда хотела задавать тренды. Скорее даже переняла фирменную манеру Ланкастеров плевать на все и всех вокруг.
Мама Рен тоже с нами, потому что я ее пригласил. Хочу, чтобы она стала свидетельницей того, что случится сегодня вечером, ведь это изменит все.
Изменит нашу жизнь.
– Итак, та-дам! – Рен пинком открывает дверь и разводит руки в стороны. Платье облегает ее сексуальное тело, как я и представлял.
Я блуждаю по ней взглядом, не зная, с чего начать.
– Охренеть.
– Как тебе? – Она поворачивается, демонстрируя открытую спину, а потом снова встает ко мне лицом. – Нравится? О, уже вижу, что нравится.
Я стремительно подхожу к ней, обнимаю за талию и припадаю к ее губам. Рен упирается мне