обнажила зубы. Жидкие волосы, жирные и грязные, крупными прядями прилипли к ее голове.
– Ты, не особо напрягаясь, изгнал демонов из нескольких тысяч готлосских солдат.
– Иди и трахни дерево, – мужчина склонился к костру, протянул к нему руку, как будто хотел впитать последние капли тепла, прежде чем тот потухнет. – Это легко.
Он взглянул на жрицу:
– Тебе показать?
– Земля раздавит тебя, как червяка, каким ты являешься.
Мужчина пожал плечами, безумные глаза скользнули по черному небу над их головами.
– Она убьет нас. Я чувствую ее ненависть, – он рассмеялся мучительным, лающим смехом. – Она пыталась уронить на меня корову. Если бы она удосужилась ее сначала убить, я бы и не услышала, как тварь падает на меня.
Женщина вглядывалась в небо запавшими глазами, и даже Штелен внезапно поняла, что обшаривает взглядом небеса. Но она ничего не заметила.
С ножом на изготовку Штелен подкралась еще ближе. Что бы, по мнению этих двух гайстескранкенов, ни летало в облаках над ними, это, судя по всему, являлось порождением их воспаленных рассудков. Об этом не стоило беспокоиться.
«Оно умрет вместе с ними».
– Ей нравится звук, с которым животные разбиваются насмерть, – ответила женщина.
– Мы должны убить ее, прежде чем она убьет нас.
– Как? – спросила жрица. – Она не принимала человеческий облик с тех пор, как мы покинули Зельбстхас.
«Вот дерьмо! Да там наверху какой-то териантроп!»
Судя по всему, тоже на грани Вершины. По мере приближения к ней оборотни проводили все больше и больше времени в своем зверином облике.
– Вместе мы можем победить ее, – сказал жрец, наконец вытащив из носа козявку.
Он поднял палец, чтобы женщина точно увидела ее, а потом с удовольствием отправил в рот.
Жрица скривилась:
– Правда? Она не спускалась на землю уже несколько дней. Знаешь, что это значит? Это значит, что мне ее не коснуться. Небо для меня мертво.
– Ну, я могу убить ее…
– Удачи в этом.
Штелен уже подкралась достаточно близко, чтобы нанести удар. Она решила, что уже узнала из беседы этих препирающихся придурков все, что могла.
– Дерьмо, – сказал жрец. – Так что же нам делать с этими треклятыми мечниками?
Штелен остановилась, затаив дыхание.
– Иди в этот дом, – сказала жрица, – и изгони из них демонов.
Он покачал головой и поднял грязные руки, словно защищаясь от ее слов.
– Ноги моей не будет в домике, где находится Величайший Мечник в Мире. Для экзорцизма нужно время. Он изрубит меня в капусту прежде, чем я закончу.
«Величайший…»
Вихтих находится в этом домике? Сердце Штелен бешено колотилось от дикого страха.
«Я отослала туда Лебендих. Одну!»
Она вспомнила, как измученно та выглядела, как сильно сутулилась, когда двинулась к дому. Вихтих. Лебендих. За кого из них она больше боялась? Если верить резной фигурке – а Штелен верила, – Вихтих был тяжело ранен, но Лебендих еще не вполне оправилась после того, что сделал с ней кровожадный дух той рощи с озерцом. И у мечницы был зуб на него. Она хотела сойтись с Вихтихом в схватке, чтобы что-то доказать – то ли себе, то ли Штелен, тут клептик была не уверена.
«Но Вихтих – Величайший Фехтовальщик в Мире, а Лебендих… моя подруга».
Штелен замерла на месте, разрываясь между желаниями прикончить этих двух жрецов или же броситься к развалинам дома, чтобы убить там кого-нибудь и кого-то спасти.
Теперь стало ясно – слишком ясно, – как все эти изуродованные тела оказались в грязи. Эти два сумасшедших жреца – и еще тот, что кружил в облаках, – убили здесь тысячи готлосских солдат. Гайстескранкены Геборене на грани Вершины. Она не могла оставить их в живых. Они были слишком опасны.
Боги, как долго она слушала их безумную чушь, вместо того чтобы давно уже прирезать их?
«С Лебендих все будет в порядке».
Она должна быть в порядке!
Мечники. Жрец сказал: «Мечники».
«Быстро убей их и иди».
Приняв решение, Штелен поползла вперед. Мгновение – и эти два сердца больше никогда не будут биться.
Огромный валун, в три раза выше нее и вдвое шире, поднялся из грязи, преграждая путь Штелен.
– Ты не причинишь вреда Защитнице Земли, – пророкотал он таким голосом, словно оползень сошел в горах.
Глава тридцать девятая
Не верь недоверчивому. Не люби того, кто не умеет любить сам. Не одалживай денег тому, кто не даст в долг тебе.
То, что мы видим в себе, мы видим в мире.
Басамортуанская пословица
Бок о бок с лошадью Бедекта скакали и шли беспорядочной толпой чудовищные твари. Огромные молнии затуманивали его зрение, оставляя яркие полосы и шрамы ослепительного света на адском пейзаже. Далеко в небе сквозь черные как сажа облака проносились странные фигуры.
«Все это не реально».
Армия трупов маршировала вслед за ним – солдаты, участвовавшие в десятках войн, о которых он почти не помнил.
«Я не мог убить вас всех».
От удара молнии небо запылало, словно облака были полны нефти, а не воды.
«Все это не реально».
Этого просто не может быть. Реальность была разбита, извращена чьим-то воплотившимся безумием. Где-то неподалеку какой-то гайстескранкен прокатился на последней волне своего могущества и рухнул в пропасть Вершины.
Чья-то маленькая, холодная как лед рука схватила Бедекта за изувеченную руку, и он с криком ужаса отдернул ее.
Цюкунфт всхлипнула, глаза ее были круглыми от страха. Она ехала рядом с ним, в бесполезной попытке спастись от проливного дождя завернувшись в одеяло. Она прижала свою руку к себе, явно обиженная и напуганная его реакцией. Был ли творящийся вокруг ад отражением ее безумия?
«Нет, она Зеркальщица».
Не особенно могущественная к тому же.
Но что же это такое льет с небес? Бедект потер указательный палец левой руки о большой, нефть ли это. Один удар молнии и… Нет, это просто вода.
«Мы в чьем-то аду».
Но в чьем?
Бедект узнал шедшего рядом с ним старого солдата, покрытого шрамами, заработанными в бесчисленных войнах. Бедект вспомнил, как спорил с ним о чем-то, но не мог вспомнить его имя.
«Мы были друзьями».
– Ты галлюцинация или альбтраум? – спросил Бедект. – Если альбтраум, то я не сошел с ума.
Солдат взглянул на Бедекта, и тот заметил рукоятку ножа, торчащую из его груди.
– Я помню, как воткнул его туда, – сказал Бедект, глядя на нож.
«Мы разругались во время игры в карты».
Мужчина заявил, что Бедект жульничает, что он, конечно же, и делал.
– Мы – твои мертвецы, – сказал старый солдат. – Ты бредишь, и это
