Как далеко от них мечник находился сейчас? Последний раз, когда она потрогала его статуэтку, прежде чем спрятать их все в сумке Лебендих, ощущение было четким – он опережал их на полдня. Боги, как она сейчас хотела эти статуэтки.
Штелен осмотрела каменистую землю. Трупы торчали тут и там, словно посеянные кем-то семена. Что же должно было вырасти из них? Все ее внутренние голоса на этот раз слились в дружный хор и вопили только одно: Лебендих нужно отослать. Крупная женщина не была клептиком. Она привлечет внимание и к Штелен.
«Мне нужно спрятаться. Слиться с тенями».
Молния расколола небо, и Штелен увидела одинокий крестьянский дом. Единственный уцелевший после случившейся здесь бойни.
– Иди обоснуйся в доме, – сказала Штелен. – Я осмотрюсь вокруг.
«Там она будет в безопасности».
Лебендих обнажила меч.
– Я останусь с тобой.
У Штелен потеплело в груди, и она благодарно улыбнулась подруге.
«Ее трясет от слабости и холода, она чувствует себя полным дерьмом, но хочет быть рядом со мной. Я такого не заслуживаю».
– Я клептик. Никто не увидит меня, если я этого не захочу. Со мной все будет в порядке.
Лебендих явно собиралась возразить, но вместо этого кивнула. Она с тоской поглядывала на крестьянский дом. Как бы то ни было, это убежище, и устоять перед искушением было трудно.
Штелен спешилась и отдала поводья своей лошади Лебендих. Та закрепила их на луке своего седла.
– Когда мы согреемся и обсохнем…
«Я должна тебе сказать, как много для меня значит, что ты была со мной, даже когда уже не должна была этого делать».
– Мы поговорим.
«Я тебе все расскажу. Обещаю».
Не убирая меч в ножны, Лебендих повернула лошадь к руинам дома.
– Береги себя, – сказала она через плечо.
– Ты тоже.
Штелен стояла в грязи среди бесчисленных трупов и смотрела вслед Лебендих.
В мире, пронизанном безумием, та неизменно оставалась столпом здравого смысла. Как Бедект, до того, как…
«До того, как он убил меня, до того, как он бросил меня».
Но действительно ли Лебендих была в здравом уме или Штелен просто не замечала ее безумия? До того, как они сошлись, мечница сражалась за титул Величайшего Мечника в Мире. Кто в здравом уме будет стремиться к этому? И если Лебендих все-таки была в здравом уме, как она могла рассчитывать победить безумцев, которые сражались за тот же самый титул? Кого-нибудь вроде Вихтиха, который был явно безумен, – и отзывчивая реальность, в которой они все находились, охотно принимала форму его безумных идей?
Или Лебендих, как и Бедект, носила свой рассудок как доспехи, как защиту в этом безумном мире? Не делало ли это их обоих безумными?
Штелен выругалась и отвернулась. Она обвела разоренную равнину взглядом желтых глаз. Присела на корточки и вытащила из грязи обрывок ткани. На ней был вышит человек, угрожающе замахнувшийся мечом на небо; герб Готлоса.
«Война началась».
Штелен пробиралась по развороченной земле, заваленной трупами. Морген пошел на весь мир войной за чистоту и непорочность, но видел ли он хоть раз, к чему приводит его одержимость, воплотившись в реальности? Может быть, она ему покажет. Может быть, она притащит маленького мальчика-бога в такое вот поле и ткнет его миленьким маленьким носиком в опустошение, причиной которого был он.
«Долбаные Геборене».
Она не испытывала особой любви ни к одному из городов-государств. Каждый из них был отвратителен на свой лад. Но священная теократия Зельбстхаса? Безмозглым глупцам, которые добровольно продавали себя в рабство, в ее сердце был отведен особый уголок.
«Религия – это ловушка для слабых и самодовольных».
Если те, кто устроил это, все еще здесь, она найдет их. Это будет акт мелкого бунтарства, но все, что могло испортить планы Моргена, стоило того, чтобы потратить на это время.
Дождь хлестал грязь вокруг нее влажным стаккато, заглушая все остальные звуки. Штелен обошла валун высотой по пояс, покрытый кровью, прилипшими обломками костей и извивающимися червями. У костра скорчились двое; битву с ливнем они явно проигрывали. На обоих были одеяния жрецов Геборене – уже далеко не девственно белые. Оба человека были мокрыми и грязными, волосы прилипли к черепам, лица были осунувшимися и бледными. Выглядели они в целом так, как будто не ходили по грязи, а катились по ней.
В глазах их горело безумие. Штелен поняла, что эти двое – мужчина ростом едва с нее саму и женщина – спорят. Не предпринимая никаких попыток скрыть свое присутствие, она подошла поближе, чтобы послушать.
– Я не могу заставить его демонов выйти из него, пока его не увижу, – сказал мужчина, пытаясь оторвать с руки засохший струп обломанными ногтями. – Я должен взглянуть на тьму в его душе. Напусти на дом свои треклятые камни, пусть они раздавят стены.
Оторвав струп, он сунул его в рот и принялся отковыривать другой.
Женщине, судя по всему, это предложение странным не показалось.
– Если бы Дух Земли был готов раздавить их, – сказала она, – он бы это сделал. Но он по-прежнему не желает.
Она пожала костлявыми плечами.
– Возможно, это какое-то святое место, просто я не знаю об этом.
Одежда женщины прилипла к ее изможденному от недоедания телу. Кожа туго обтягивала череп, в запавших глазах плясало безумие.
Штелен видела это достаточно много раз, чтобы понять, кто перед ней. Гайстескранкены, оседлавшие последнюю волну силы перед тем, как их заберет Вершина. Конечно, Морген послал их сюда. Они были грязными. Он хотел, чтобы они были как можно дальше от него, когда это произойдет, и не замечал противоречия, явного лицемерия в своих действиях – он использовал их безумие в своих целях. То, за что он их ненавидел, и делало их полезными для него.
– Кажется, есть много такого, – усмехнулся коротышка, – чего ты не знаешь.
– Я знаю, как сильно ты воняешь, – ответила женщина. – И жрешь собственные сопли.
– И, видимо, не подозреваешь, как воняешь ты сама. – Мужчина ухмыльнулся окровавленными зубами и с наслаждением засунул палец себе в ноздрю.
Они сидели в сердитом молчании, делая вид, что не замечают друг друга, хотя оба торчали у одного и того же умирающего костра.
Штелен вытащила нож и подошла ближе. Она перережет им горло и бросит умирать, дергаясь, в грязи.
Женщина взглянула на небо и почему-то вздрогнула.
– Драхе скоро свалится в Вершину.
– Ты у нас избранный медиум, Долбаный Голос Духа Земли, – однако жрец изо всех сил закутался в обрывки своего одеяния и присел на корточки.
Жрица ухмыльнулась, лицо ее стало окончательно похоже на череп, когда она
