— Верно. Именно так решено.
— И кто же, интересно знать, эту филькину грамоту размалевывал? — спросил Огнев, поднимая на резидента сощуренные злые глаза.
— Так. Ну ладно. Хватит, — решительно сказал Мосяков. — Решение принято, план разработан, и…
— Это я тебе говорю: хватит! — взорвался Огнев. — Ты что, людей хочешь здесь положить?! Ты в своем уме — двумя спецгруппами штурмовать?! Сорок бойцов! Ты понимаешь? — сорок!!! А там одних гвардейцев двести! Да бригада охраны две с половиной тысячи! Вооружена до зубов! Ты о чем думаешь? Чего изволите?! Пожалте, кушать подано?! Отрапортовать?! Ты о людях подумал, когда эту писульку готовил?! — Он яростно потряс листом и швырнул его на стол. — Всеми силами надо штурмовать, всеми! Силами батальона плюс две спецгруппы! И добавить несколько подразделений десантников из Баграма! Срочно все переделывать! Срочно! Иначе!..
Играя желваками, Огнев гневно взглянул на резидента, сжал кулак и плотно, с силой приложил его к схеме.
* * *
Командиров то и дело вызывали в посольство, где начальство утрясало планы операции, их нужно было сопровождать, и в одну из поездок Плетнев, отпросившись у Ромашова на две минуты, наконец-то сумел забежать в поликлинику.
Он промчался коридором и толкнул дверь.
В небольшом кабинете стоял письменный стол, рогатая вешалка, два шкафа и маленький столик у двери с чайными принадлежностями.
Именно в эту секунду Вера наливала воду из чайника в чашку.
— Разрешите? — еще толком не разглядев ее, запаленно крикнул Плетнев.
Вздрогнув от неожиданности, она обернулась на голос, а рука продолжала лить кипяток — но теперь уже на пальцы, которыми Вера держала чашку.
— Черт! — сказала она, роняя ее на пол.
С грохотом поставила чайник, расплескав воду из-под крышки, стала дуть на обожженную руку, спросила растерянно:
— Ты что так одет?
Протянула руку и погладила его по щеке, будто проверяя, существует ли он на самом деле.
— Афганская форма…
За окном послышался резкий сигнал автомобильного клаксона.
— Это меня! Дай руку.
Вера протянула обожженную руку. Плетнев надел браслет. Она непонимающе взглянула.
— Зачем это?
— Хотелось тебе что-нибудь привезти… Извини, я должен бежать. Потом зайду. Скоро…
Он поцеловал ее в щеку, повернулся и пошел к двери.
— Подожди!
Она шагнула к нему, обняла и на секунду прижалась почти исступленно.
— Иди!
Чувствуя одновременно радость, любовь, досаду, Плетнев только махнул рукой и выскочил за дверь.
Вера подбежала к окну, сдвинула горшки с цветами. Стала дергать неподатливый шпингалет. Распахнула створку.
— Саша!
Он уже несся к машине. Оглянулся на бегу — Вера улыбалась и махала рукой. Он махнул в ответ, вскочил на заднее сидение. Машина тронулась, резко набирая ход.
— Ах, дьявол! — пробормотал он, машинально нащупывая монету в нагрудном кармане.
— Что такое? — спросил Ромашов.
— Да ну, ерунда… Должен врачу тут одному кое-что передать, все забываю…
Плетнев бессмысленно покрутил ее в пальцах, а потом с досадой сунул обратно.
* * *
Небо на востоке розовело. Клочья жухлой травы на склонах серебрила изморозь.
Все высыпали из казармы, стояли у входа, озираясь. В некотором отдалении группа офицеров «мусульманского» батальона что-то обсуждала на повышенных тонах.
— Что стряслось? — спросил Астафьев, ежась и куце позевывая.
— Патруль пропал, — озабоченно разъяснил Большаков.
Из-за казармы послышался рев заведенных двигателей. Две БМП, переваливаясь, поехали по холмам.
— Вот придурки! — с досадой сказал Зубов. — Куда провалились? Мерзни теперь из-за них…
— Вон они, — с облегчением сказал Епишев. — Бегут.
И точно — на верхушке холма, озаренного первыми лучами солнца, появились два неуклюже бегущих солдатика.
Благодаря шинелям без хлястиков и зимним солдатским шапкам с опущенными ушами, а также неизгладимой печати общей расхлябанности, оба выглядели чрезвычайно непрезентабельно. Вдобавок второй, с пулеметом, споткнулся и полетел кубарем, подняв тучу пыли. Вскочил, встряхнулся, подобрал оружие и припустил к недобро поджидавшим командирам…
— Ну?! — сдавленным от ярости голосом спросил Шукуров, когда они вытянулись перед ним.
— Мы патруль ходили, да, — хлюпая носом, сказал первый солдат. — А потом пришел этот человек…
— Какой человек?!
— В военной форме такой, — пояснил второй, едва не плача. — Говорит: вы замерзли, наверное, пошли чай пить…
— Ну?!
— Мы пошли, да… Он нас привел туда… — Первый неопределенно махнул рукой. — Там дом такой…
— Караулка ихняя…
— Там стали спрашивать, кто такой… Откуда приезжал… Мы говорил: вам помогать приезжал…
— Спрашивал, сколько вас тут, кто командир у вас тут, — уже чуть более бодро вставил второй. — Плохой человек: оружие отбирал, по щекам бил…
— Вы сказали? — спросил Шукуров, явственно скрипя зубами.
— Сказали, да…
— Ну?!
— Офицер говорил: э, молодец! Говорил, земляк должен друг друга уважать… Конфет давал… чай давал…
Через три минуты рота Шукурова построилась.
Провинившиеся солдаты стояли, опустив головы. По щекам текли слезы.
— Товарищи солдаты и сержанты! — выкрикнул Шукуров. — Эти два бойца нарушили присягу. Они добровольно сдались первому встречному! Они рассказали все, что знали о наших задачах! Они не выполнили приказ и являются преступниками. А по закону военного времени преступники подлежат расстрелу на месте!
И он начал вытягивать из кобуры пистолет.
— Во дает! — невольно пробормотал Плетнев. — Неужто пристрелит?
— Вообще-то есть за что, — заметил безжалостный Аникин.
— Сержант Садыков! Старший сержант Мирзаев! — крикнул Шукуров, потрясая пистолетом. — Приказываю привести приговор в исполнение!
Солдаты упали на колени и громко завыли, размазывая по щекам слезы и грязь.
Установилась мертвая тишина. Стало слышно, как где-то вдали подал свой тоскливый голос шакал, пробужденный, вероятно, от сна парным воем приговоренных.
Сержанты, испуганно озираясь и, похоже, сами едва держась на ногах от ужаса, вышли из строя и стали медленно приближаться к своим жертвам.
Один из преступников мягко повалился набок и замер.
