за спиной стало понятно, что господин Второй идёт следом.
— Чтоб ты знала, ты ему не очень-то нужна, — язвительно произнёс он. — Если на что надеялась, выброси из головы. Пока вас не было, чужаки трепались о всяком, вспоминали прошлую жизнь. И твоего Гундольфа упоминали. Говорят, он женщин меняет, два раза с одной не показывается.
— Мне плевать на сплетни, — мрачно сказала Кори. — Плевать. Закрой рот.
— А, значит, у вас уже вышла размолвка, да? — звучали за спиной ядовитые слова. — Он уже дал понять, что не собирается заводить с тобой семью?
Кори постаралась не издать ни звука.
— А знаешь, каких он женщин предпочитал? Пышнотелых и золотоволосых, — добил её господин Второй. — И красивых. Любопытно даже, что он в тебе нашёл. Наверное, у него просто не было ещё никого с механической рукой…
Кори развернулась, чтобы вколотить этому болтуну зубы в глотку, но всё расплывалось, и руки отчего-то ослабели. Спутник с лёгкостью её остановил.
— Ну, ну, — сказал он почти нежно, приобнимая за спину и удерживая. — Видишь, как оно бывает в нашем мире. Для таких, как ты, здесь нет счастья. И о Гундольфе нечего жалеть. Он не так хорош, чтобы пытаться его спасти, когда на другой чаше весов жизни тысяч людей. Ну что ты, не плачь. Только представь, ты можешь быть спасителем этого мира, и о тебе будут вспоминать с благодарностью. Или по душе жить изгоем, да ещё неясно, долго ли жить?
Кори было плохо и больно — той болью, от которой не помогают капли. Этот человек, он ведь не врал, она чувствовала. Гундольфу она не нужна, да тот и сам говорил. А что надумала себе после, в городе, это лишь её беда.
А Леона… если она зашла так далеко, что её нужно останавливать силой, то они уйдут вместе. Уж здесь-то Кори её не бросит. Может, не такой это и плохой конец.
— Я сделаю, я всё сделаю, — пробормотала Кори, утирая глаза. — Отпусти!
— Зажигалка есть? — деловито спросил господин Второй. — Или дать мою?
Кори хлопнула по карману, вынула дрожащими пальцами узорный плоский коробок. Сбоку — колёсико с крошечной ручкой.
— Рабочая? — озабоченно поинтересовался её собеседник.
Он взял зажигалку, повернул колёсико, высек искру. Вернул вещицу Кори, вложил в ладонь.
— Сгодится, теперь поспешим. Вряд ли начнётся раньше обеда, но нам прийти на место нужно первыми.
Разбитые окна фабрики видны были издалека. Если до этого момента Кори ещё немного сомневалась, то теперь могла сказать точно: калеки здесь проходили. Должно быть, Ткачиха не соврала и про мальчишку.
— Баки вчера не вывезли, — нахмурился господин Второй. — Гляди в оба, здесь могли выставить охрану.
Но сейчас у вагонов никого не было. Внутри тоже. Господин Второй обходил их, заглядывал, с каждой минутой смелея, пока Кори пыталась справиться с тошнотой.
— Они везли моего брата в этом! — раздался гневный голос над головой. — В вагоне для объедков!.. Ты чего тут сидишь? Эй, Кори, ты в порядке?
— Да, — кивнула она, прижавшись спиной к колесу.
— Ну так вставай, едем.
— Может, я подожду здесь?
Голос прозвучал тонко и жалко.
— Поднимайся! — прогремел господин Второй, возвращаясь к прежнему не допускающему возражений тону. Потянул под руку вверх, а потом за собой.
— Садись, — скомандовал, вталкивая в вагон, а сам обошёл состав спереди и сел с другой стороны. — Дверь закрой. Ты меня слышишь?
Кори послушалась, и почти в то же мгновение поезд дёрнулся. Щёлкнули рычаги, ожила машина внутри, и спустя небольшое время состав покатился, набирая скорость.
— Воротца, — указала рукой Кори. — Мы забыли их…
— Плевать! — воскликнул её спутник.
Хлипкие воротца с треском разлетелись, сорвались с петель, и почти сразу вагон нырнул вниз. Кори закричала. Она почти готова была к смерти, но не к такой!
— Тихо! Мы не падаем, возьми себя в руки.
— Я… хорошо, хорошо! Что это было?
— Съехали с твёрдого пути, дальше на канате.
Ненавистная Свалка приближалась. Ещё эти стёкла в три стороны, лучше бы не видеть… Казалось, поезд застыл, а Свалка ползёт к нему, ползёт…
— Почти на месте, — произнёс господин Второй, сосредоточенно глядя вперёд. — Поищи под нами оружие. Привстань, откинь своё сиденье. Есть?
Там нашлась сабля.
— Бери. Сейчас выйдем — через мою дверь, не ошибись, не то улетишь в пропасть… Да что ты трясёшься так?
Господин Второй нахмурился сердито.
— Страшно? А ты хоть представляешь, каково моему брату? Здесь живут не люди, а твари, которые понимают лишь силу. Тебе и не вообразить всех ужасов, с которыми тут мог столкнуться Фло!
— Не вообразить? С чего ты взял?
— Да с того, что ты уж точно Свалки не видала. Мы знакомы, считай, с того дня, как тебя приняли в Раздолье. Сколько ты себе накинула тогда — год, два? Точно пришла уже без руки.
Голос его становился всё злее, губы кривила усмешка.
— Вот поглядишь сейчас, как живут на Свалке тебе подобные. Видно, правду говорят, что у калек нет души, иначе бы не теряли человеческий облик так быстро. Жрут с земли, грызутся за каждый кусок. Ни порядка, ни достоинства. Если б ты хоть раз увидела, как им подвозят еду… Ладно, соберись и пойдём! Будь начеку и держись рядом.
Кори рассмеялась — неожиданно даже для себя самой.
— Свалки, значит, не видала? — с горечью спросила она. — Я задолжала секрет про Архив. Знаешь, кого я искала? Тебя.
— Меня? — поднял бровь её собеседник.
— Тебя. Стража, сопровождающего поезд. Я не знала имени, только в лицо. И точный год не знала. Ведь ты работал здесь?
— Работал, — осторожно согласился господин Второй. — Но недолго. И что же?
— Вот что, — сказала она и, вытянув правую руку, грохнула ею о приборную панель. — Вот, гляди! Это ты со мной сделал, а ты меня даже не узнал!
Её собеседник изменился в лице.
— Я не помню ничего такого, — сказал он так, что сразу стало ясно: вспомнил.
— Врёшь! — прошипела Кори, хватая его за горло. — Врёшь! И я знаю, каково на Свалке — только это я и знала почти всю свою жизнь! Я пришла в Раздолье, чтобы найти тебя, чтобы ты почувствовал то же, что и я! Отрезать твою руку по кускам, заставить страдать, страдать медленно, молить о пощаде! Любоваться твоим лицом, когда ты осознаешь потерю!
Господин Второй бился, пытаясь ослабить хватку, и Кори оттолкнула его.
— Так будь ты проклят за это! — вскричала она, давясь слезами. — Я поздно тебя нашла, что я могу теперь? Ты нужен городу, людям, нужен этому своему брату, и ты будешь жить, а я… а я…
Её
