провели вечерние часы вместе; ее голова покоится у него на груди, его рука гладит ее плечо, а сам он смотрит в потолок, думая о том, во что выльются грядущие перемены.
Когда солнце скрывается за горизонтом, он нежно будит королеву. Еще час, и существующее королевство рухнет.
Слова потоком льются из его уст. Рабу думается, что он протягивает королеве драгоценный подарок, который так долго приберегал. И этот момент настал. Переплетя их пальцы, он говорит: «Сегодня, когда закончится Кеджари, мы должны покинуть город. Королю будет не до нас, если он вообще доживет до того времени. Мы может выбраться из Сивринажа раньше, чем здесь начнется хаос».
Он ждет, что это ее обрадует, но она приходит в ужас и качает головой.
– Ты должен воспрепятствовать этому, – говорит она. – Такое нельзя допустить.
Раб ошеломлен и не сразу понимает, что сказать.
– Но это уже свершилось, – говорит он королеве. – Это нельзя повернуть назад.
Ее лицо морщится в гримасе, словно она знала, о чем скажет раб, но правда все равно больно ударила по ней.
– Не могу, – отвечает королева. – Я не могу убежать с тобой. Я должна остаться здесь.
У него сжимается сердце.
Последние минуты их прежней жизни он проводит в мольбе. Он умоляет королеву отправиться с ним. И до самого конца, пока она не вырывает свои руки из его рук, королева отказывается.
Их время истекло. Финальное состязание вот-вот начнется.
Королева обнимает его и неистово целует.
– Ты беги, – шепчет она. – Но я не могу его оставить. Не сейчас.
Впоследствии раб десятками лет будет думать об этом моменте. Почему? Почему вместо свободы она предпочла умереть в своей клетке?
Все в нем противится мысли о расставании с ней. Но он так долго трудился ради этого момента. Раб идет в амфитеатр, где садится позади хозяина, и пока длится состязание, смотрит королеве в затылок и представляет, как поднимает ее на плечо и уносит с собой.
Он не следит за происходящим на арене. Но по оглушительным, кровожадным воплям зрителей он знает, когда кончается поединок. Небеса раздвигаются, и оттуда вспыхивает неестественно яркий свет. Мир затаив дыхание ожидает неминуемого появления богини.
Король встает с места. Его глаза устремлены на небо.
И пока он и все остальные смотрят вверх, королева оборачивается к рабу. Ее губы беззвучно шепчут: «Уходи».
И раб уходит.
Поначалу он странствует пешком, предпочитая скорости скрытность. У него нет вещей и очень мало денег. Он не знает, куда податься, кроме как «куда угодно, только подальше отсюда».
Издали доносятся крики зрителей. Раб знает: сейчас хиажский участник получает награду. Крики и возгласы сотрясают вечернюю темноту, словно Дом Ночи превратился в умирающего зверя, испускающего последний вздох.
«Не оглядывайся, – твердит себе раб. – Это уже не имеет значения».
Но почему-то он все-таки оглядывается.
К этому времени он достиг окраины города и расправил крылья, чтобы взлететь и наконец совершить давно задуманный побег. Потребность оглянуться становится невероятно сильной. Она завладевает рабом. Кажется, что призрачные руки тянут его назад.
Он поворачивается.
Амфитеатр ярко освещен. Над стенами дрожит воздух. Здание похоже на воспаленную рану, из которой вот-вот хлынет гной.
Посмотрев немного, раб взмывает в небо и поднимается к звездам, где по-прежнему сияет огонь богов. И вдруг он чувствует, что не может двигаться.
В далекой вышине по небу проплывает Ниаксия, словно наблюдая за удивительными последствиями подарка, сделанного ей.
Но ты всегда чувствуешь на себе глаза бога. А сегодня Ниаксия смотрит прямо на раба. Ее взгляд ощущается благословением, проклятием и железным колом, пригвоздившим его к судьбе, которой ему вовсе не хочется.
Богиня улыбается прекрасной, жестокой, сокрушительной улыбкой.
Он пытается убеждать себя, что не чувствует никаких перемен. Твердит, что ему только чудится головокружительный, сбивающий с толку всплеск магической силы, наполнившей тело. Он еще пытается говорить, будто внезапная боль, пронзившая спину, вызвана его недавним беспокойством.
Но правда есть правда.
В этот момент раб становится королем.
Он отворачивается от богини и улетает в темноту. Позже, очутившись в деревушке, где никто не подумает его искать, он будет в ужасе смотреть на красный узор, появившийся на спине. Он отдаст все деньги немому оборванцу, чтобы тот помог ему опалить спину. Рискуя умереть, он покрывает спину рубцами от ожогов, пока они не заслонят собой печать наследника.
Он твердит себе, что никакой он не король и не наследник. Он – свободный вампир, почти век проведший в рабстве.
Но нужно понимать: попытки в чем-то себя убедить еще не делают это правдой.
Это лишь первая ночь из тысяч ночей, которую обращенный вампир, ставший королем, проведет в лживых самоубеждениях.
Пройдет еще двести лет, прежде чем он признает правду.
Глава шестьдесят первая
Орайя
Я открыла глаза.
Часть моей личности ожидала увидеть небесно-голубой потолок спальни в замке и вдохнуть знакомый запах роз и благовоний.
Но нет. Потолок, который я увидела, состоял из старых, вкривь и вкось уложенных досок. В комнате пахло лавандой и дымом очага.
Место, совершенно незнакомое и почему-то… узнаваемое. Почему – неизвестно. Запах был каким-то образом связан с моим ранним детством, почти изгладившимся из памяти.
Я повернула голову и тут же почувствовала острую боль.
Но я была жива.
Я действительно была жива.
Вспомнились обрывки сражения. Искаженное лицо Симона, нависшего надо мной. То, что он меня не убил, казалось чудом.
Я осмотрелась и обнаружила, что нахожусь в тесной комнатке и лежу на старой скрипучей кровати, накрытая домотканым одеялом. Напротив – слегка покосившаяся дверь. Рядом с дверью – небольшой стул.
А на этом скрипучем стуле, который было правильнее назвать стульчиком, едва помещался громадный Райн.
Он негромко храпел, упираясь головой в стену. Я не представляла, как он мог спать в таком положении. Руки у него были сложены на груди. Одежда – с чужого плеча, тесная. Казалось, она вот-вот лопнет по швам. В нескольких местах темнели пятна засохшей крови. На обоих предплечьях повязки.
У меня защипало глаза. Я смотрела на Райна. Очертания его лица начинали расплываться. Я ощутила тяжесть в груди. Вряд ли это было как-то связано с моими ранами.
Я чихнула. Райн спал так чутко, что звук мгновенно его разбудил. Он смешно дернулся и, чуть не свалившись со стула, потянулся к мечу, которого здесь не было.
Я не удержалась от смеха. Он был отвратительным – какое-то хриплое скрежетание.
Райн только чудом удержался на этом стульчике. Он посмотрел на
