– Смотрятся потрясающе, – сказала я, протягивая руку замаслом.
Трент чуть подвинул свою тарелку, ожидая меня.
– Спасибо, Мэгги, приборами я сам займусь. Уже поздно,отдыхайте, сколько там осталось от вечера.
– Спасибо, мистер Каламак, – сказала Мэгги, явнопольщенная, кладя руку ему на плечо. – Я могу прибрать до того, как уйду. Вамеще чаю или кофе?
Я подвинула Тренту масло и посмотрела на нее. Они оба ждалимоего ответа.
– Нет, спасибо, – ответила я, глядя на свою кружку.
– Мне тоже не надо, – отозвался Трент.
Мэгги кивнула, как будто мы сделали что-то правильное, ивернулась в кухню, напевая себе под нос. Я улыбнулась, узнав старую колыбельную«Маленькие лошадки».
Сняв крышку с круглой вазочки, я увидела растертуюземлянику, и у меня глаза полезли на лоб. Уцелевшие ягодки размером с ноготьмоего мизинца образовали кольцо у краев, будто сейчас был июнь, а не декабрь, ия подумала, где же он сейчас мог их взять. Щедро намазав вафлю ягодами, япосмотрела на Трента и увидела, что он внимательно на меня смотрит.
– Хочешь?
– Когда вы с ними закончите.
Я хотела было набрать еще ложку, но остановилась. Опустивложку в вазочку, я передвинула ее к Тренту. Тихий звон приборов показался мнегромким, когда я наливала сироп.
– Знаешь, последнего мужчину, который сидел передо мнойв халате, я до потери сознания избила ножкой от стула, – пошутила я, отчаянностремясь прервать молчание.
– Я буду осторожен, – улыбнулся Трент.
Вафля была снаружи хрустящая, а внутри мягкая, и ее легкобыло резать вилкой. Трент пользовался ножом. Я аккуратно положила в ротидеальный квадратик, чтобы не капать вокруг.
– О Боже мой! – воскликнула я с полным ртом, забыв всеманеры. – Это потому что я чуть не утонула, мне это кажется таким вкусным, илиона в самом деле лучшая в мире повариха?
Это было настоящее масло, а кленовый сироп чуть-чуть пахнулдымом, и это значило, что он на сто процентов настоящий. Не на два, не на семь,а просто настоящий кленовый сироп. Вспомнив заначку конфет с кленовым сиропом,которую я нашла при обыске офиса Трента, я не удивилась.
Трент поставил локоть на стол, глядя в свою тарелку.
– Мэгги в них кладет майонез. Это придает им интереснуютекстуру.
Я заколебалась, глядя на свою тарелку, но потом решила, чтораз я не чувствую вкуса, то вряд ли там столько яиц, чтобы стоило волноваться.
– Майонез?
Из кухни донесся недовольный вскрик, и вышла Мэгги, вытираяруки передником.
– Мистер Каламак! Не выдавайте мои секреты, иначезавтра у себя в чашке найдете чайные листья, – выговорила она ему.
Обернувшись к ней, он улыбнулся так широко, будто совсемдругим человеком стал.
– А по ним я свою судьбу прочту. Доброй вам ночи,Мэгги.
Она вышла, продолжая ворчать, миновала гостиную и свернуланалево на галерею, идущую вдоль большого зала. Шла она почти бесшумно, и стуквходной двери прозвучал громко. Слушая в наступившем молчании плеск бегущейводы, я откусила еще кусок.
Наркобарон, убийца, плохой человек, напомнила я себе. Но онничего не говорил, и мне постепенно становилось неловко.
– Знаешь, я хотела извиниться, что залила тебе весьлимузин, – начала я.
Трент вытер рот.
– Думаю, что после того, что вы сделали, я небольшуюсухую чистку переживу.
– И все-таки, – сказала я, пока мои глаза то и делокосились на вазочку с земляникой, – мне очень жаль.
Увидев, как мои глаза перебегают от ягод к нему и обратно,Трент состроил вопросительную физиономию. Предложить их мне он не собирался,так что я потянулась и сама их взяла.
– А у Такаты автомобиль не лучше твоего, – сказала я,переворачивая вазочку над остатками вафли. – Я просто тебя подначивала.
– Я так и понял, – ответил он, усмехнувшись.
Он не ел, и я посмотрела на него, сидящего с ножом и вилкой,наблюдающего, как я выскребаю последние ягодки ножом для масла.
– Что? – спросила я, ставя чашку на стол. – Уже большенету.
Он аккуратно отрезал кусочек вафли.
– Так вы недавно виделись с Такатой?
Я пожала плечами.
– Мы с Айви будем работать охраной на его концерте впятницу. – Я вложила кусочек вафли в рот и закрыла глаза, пока жевала. –Господи, как вкусно. – Он ничего не сказал, и я открыла глаза. – А… а тыпойдешь?
– Нет.
Повернувшись снова к своей тарелке, я посмотрела на негоиз-под волос.
– Это правильно. – Я откусила еще кусок. – Он – этосовсем другое. Во время нашего разговора он был в оранжевых штанах. А волосы унего вот до сих пор. – Я показала. – Но ты же его, наверное, знаешь. Лично.
Трент обрабатывал свою вафлю с настойчивой медлительностьюулитки.
– Мы однажды встречались.
Довольная, я собрала всю земляничку с остатков моей вафли ина ней сосредоточилась.
– Он подобрал меня на улице, подвез и высадил на скоростнойавтостраде. – Я улыбнулась. – По крайней мере он велел кому-то из своих моюмашину туда подвезти. Ты слышал его новую песню?
Я могу сколько угодно поддерживать разговор, если он омузыке. А Трент любит Такату, это я про него знала. – «Красные ленты»? –спросил Трент со странным интересом.
Я кивнула, проглотила то, что было во рту, и отодвинулатарелку. Земляничин больше не было, а я уже наелась.
– Ты ее слышал? – спросила я, устраиваясь в кресле счашкой кофе.
– Слышал.
Оставив недоеденным небольшой клин вафли, Трент положилвилку и символически отодвинул тарелку. Я сделала еще глоточек кофе и замерла,сообразив, что Трент зеркально повторил и мою позу, и движение.
Ох, черт. Я ему нравлюсь.
Подражание движениям – классика в языке тела, означающая влечение.С таким чувством, будто я влезла куда-то, куда не хотела, я намеренно подаласьвперед, плоско положив локоть на стол, пальцами держа ручку от чашки.
Не буду я играть в эти игры! Не буду.
– Ты моя вся целиком, – сухо сказал Трент, явнобезразличный к тому, что я думаю. – У этого человека нет скромности.Когда-нибудь это ему выйдет боком.
Глядя куда-то вдаль, он тоже положил локоть на стол. У меняпохолодели щеки и перехватило дыхание, но не от того, что он сделал, а от егослов.
– Черт побери! – выругалась я. – Ты наследник вампира!Трент резко обернулся ко мне:
