обратить все свое внимание на нее.
Я никогда не верил ни в рай, ни в ад.
Судьба или предназначение.
Я никогда не стоял снаружи и не загадывал желание во время падающих звезд.
Нет, я никогда ни во что подобное не верил, но я верю в нее.
— Мой папа умер? — она дышит, в ее глазах танцуют маленькие невинные демоны, и я никогда не видел хаоса в таком прекрасном состоянии.
Такой поразительный оттенок синего, переплетенный с огнем, с которым я люблю играть.
Это судьба? Это судьба?
Что мальчиком, еще до смерти моей матери, я часами сидел, глядя на открытое пламя, отказываясь оторвать от него взгляд. Слишком поглощенный, слишком увлеченный тем, как клубы дыма пели, а угли обжигали мою кожу.
И те же языки пламени танцуют в уголках ее глаз. Такие горячие, такие чертовски синие, и я хочу зажариться в них заживо.
Может быть, я всегда видел ее внутри огня.
Или, может быть, я просто родился в пламени.
— Пока нет, — говорит Тэтчер. — Нам нужно убрать это, Рук.
— Возьми Сайласа, иди с Лирой и убирайся отсюда к черту. Когда появится полиция, я не могу допустить, чтобы ты была вся в крови, — говорю я, подходя к Сэйдж.
— Чем ты планируешь заняться?
— Все, что нужно сделать. Мне просто нужно, чтобы ты убралась отсюда, прежде чем это произойдет.
Я дотягиваюсь до нее, мои руки захватывают ее лицо, притягивая ее губы к своим. Я утопаю в ее прикосновении на уединенный момент между хаосом. Мой кусочек рая внутри моего собственного ада.
— Ты мне доверяешь? — я шепчу ей в рот.
Она кивает, обвивая пальцами мое запястье.
— Всегда.
Я веду ее дальше на кухню, ища нужные мне материалы. Я бросаю медную кастрюлю на плиту, открываю ее холодильник и беру случайный кусок замороженного мяса, прежде чем взять растительное масло.
У нас нет времени, чтобы избавиться от двух тел. У нас нет времени убирать улики из этого места. Здесь задействовано слишком много переменных, и нам нужно избавиться от этого беспорядка прямо сейчас.
— Что мы будем делать? — спрашивает она, наблюдая, как я включаю все конфорки на максимум и ставлю сковороду на одну из открытых вместе с мясом.
Я выливаю всю бутылку масла на плиту, сковороду, на кухонную стойку. Лучшее, что мы можем сделать из этого, — сделать этот пожар похожим на несчастный случай, как будто люди, которые погибли внутри, не были убиты; они просто попали в ловушку пламени.
Это было оно.
Момент, которого мы все так долго ждали.
Рим не за один день строился, так Алистер твердил мне, когда я терял терпение.
Но сгорел в одном.
— Сожги это. Все это. На чертову землю. И дело не в нас, — говорю я, глядя на нее, зная, что если что-то пойдет не так прямо сейчас, я сделаю все, чтобы защитить ее от этого.
Она никогда не была невинной Евой в саду.
Она всегда была моей Лилит. Моя равная. Моя королева. Феникс.
Я лезу в передний карман и достаю спички.
— Это твоя месть. Твои угли, чтобы сделать и твой пепел, чтобы восстать. Тебе никогда не нужно было ничего, кроме спички.
Я сижу у стены многочисленных свободных спален Пирсона. Наивно я думала, что внутри это место будет больше похоже на морг, чем на дом. Я полностью ожидала найти гроб в спальне Тэтчера. Было бы логично, что он будет спать внутри одного из них. Это соответствовало бы существу, с которым люди любили сравнивать его.
Я была неправа.
В экстравагантном доме, который он называл домом, было все, что можно ожидать от человека с такими деньгами, как у него. В первый раз, когда я находилась здесь несколько недель назад, я была слишком рассеяна, чтобы обращать внимание на то, сколько денег было у Пирсонов.
Пока мы все были в достатке, Тэтчер купался в богатстве. Тяжелая работа его прадеда по созданию компании по продаже недвижимости обеспечила жизнь его семьи намного дольше его лет. Даже если бы Тэтчер, его дети и внуки не работали ни одного дня в своей жизни, они никогда ни в чем не нуждались бы.
Чрезвычайно высокие потолки и архитектура, вдохновленная Гэтсби, сделали дом моей семьи похожим на комнату для прислуги. Как и Алистер, Тэтчер жил в поместье.
Мы находимся в западном крыле, где, как нам сказали, останавливалось большинство гостей. И было странно оставаться в таком небрежно дорогом доме после того, что мы только что сделали.
Закрывая глаза, я прислоняюсь головой к стене, не видя ничего, кроме дыма и водоворота оранжевого пламени. Я застыла на лужайке перед своим домом, а вспыхивающие сирены просто глухо выли в глубине моего сознания.
Моя рука была сжата между пальцами Рука, мы оба стояли, а синие мигающие огни отражались от наших лиц. Мои соседи вышли наружу, чтобы осмотреть хаос. Это будет притчей во языцех в течение добрых трех месяцев.
Слезы текли по моему лицу не из-за того, что я потеряла внутри, потому что, пока горел этот огонь, казалось, что все кончено. Впервые после смерти Рози во мне воцарилось это умиротворение, хотя все вокруг видели полную противоположность.
Мой отец, детектив Брек, все болезненные воспоминания, которые этот дом принес мне на протяжении всей жизни, теперь превратились в пепел и прах. Копоть, которую пожарные утром смоют сапогами.
Теперь, сидя здесь, я все еще не могу найти в себе силы сожалеть о содеянном.
Я знаю, что убийство кого-то должно стать отметиной в твоей душе, которая останется с тобой навсегда, чем-то, что разъедает человечность внутри тебя, пока ты, наконец, не сломаешься и не расскажешь миру о том, что ты сделал.
Но это не так.
И, может быть, это делает меня какой-то психопаткой или что-то в этом роде, но все, что я чувствую, это облегчение от того, что его больше нет. Что человек, ответственный за самую острую боль, которую я когда-либо испытывала, больше не дышал, а был лишь грудой обугленных костей и обожженной кожи. Его тело было уничтожено, и я надеялась, что его душа отправится на какие-то пытки. Где он проведет свои годы, страдая за то, что он сделал
