После переворота Кубанская Рада избрала правительство из числа «линейцев» — сторонников великодержавной политики Деникина. Атаманом стал Н.М. Успенский, Председателем правительства — Ф.С. Сушков, а во главе Рады — Д.Е. Скобцов. Однако эти действия, как и следовало ожидать, вызвали недовольство среди значительной части казаков и Деникин вынужден был пойти на ряд уступок «черноморцам». В частности, Кавказская армия была преобразована в Кубанскую и признана независимой от штаба ВСЮР. Был учрежден Верховный войсковой круг Дона, Кубани и Терека. Его председателем стал И.П. Тимошенко, который сразу же развернул работу по завершению создания Юго-Восточного Союза.
Кубанское правительство и Рада, получив в свое распоряжение армию, все равно не могли преодолеть процесс ее разложения. Старые части таяли на глазах, а формировать новые становилось все труднее. Очень откровенно и достаточно точно о деморализации всех белых войск и кубанских, на тот момент, особенно высказался генерал Н.В. Шинкаренко. В боях под Царицыном он командовал сводной дивизией, но после ранения находился не у дел. Воспользовавшись протекцией генерала Врангеля, он получил назначение командовать 2-й Кубанской дивизией, когда она вместе со всей Кубанской армией уже отступала от Екатеринодара. В его дневнике читаем: — «Заметим, что весь декабрь месяц, когда требовалось оборонять уже свой родной Дон, полки Донской армии, отнюдь не жидкие числом, сумели только отступать, отдав «товарищам» всю донскую землю, до последнего клочка ее. Впрочем, самые последние клочки были отданы уже в феврале 1920-го...
Это не особо исключительный упрек: в войске Донском всегда были и генералы, и офицеры, и рядовые казаки с урядниками высоких боевых качеств. И в Гражданскую войну всякий и всякий смог увидеть это вновь в боях 1920 года в Северной Таврии. Так что, не в особый упрек, — думаю, чтобы показать до какой степени пал к концу 1919 года боевой дух наших «белых». С казаками-кубанцами месяца два позже случилось еще худшее, чем то, что было с донцами. А относительно нас, «добровольцев» с полками, где была такая масса офицеров и где сосредоточилось все годное, что только имелось в культурных служивых дворянских слоях русского общества, по всей справедливости следует признать, что огромное большинство нас в конце 1919 года было занято только тем, чтобы как-нибудь поудобнее для себя уклониться от боя. Огромное большинство».
Острота противостояния Деникина и Кубанских верхов после переворота несколько снизилась, но не надолго. Вскоре после своего избрания вдруг скоропостижно умер атаман Н.М. Успенский и на освободившееся место Рада поставила генерала П.А Букретова. Это был сильный ход. Теперь «черноморцы» могли взять реванш за все свои политические потери, вызванные недавним переворотом. У них был свой атаман, своя, хотя и полуразложившаяся, но все еще многочисленная армия и, наконец, союзники в сепаратистском Верховном Круге. Последующие два месяца взаимной вражды между командованием Вооруженных Сил Юга России и кубанским руководством характеризуются дальнейшим падением диктаторских полномочий Деникина.
Под влиянием неблагоприятных обстоятельств, усиливающимся давлением казачьей верхушки и представителей партии кадетов, он 18 декабря 1919 г. упразднил свое гражданское правительство — Особое Совещание и издал приказ о формировании Южно-Русского правительства. В нем ряд ключевых постов были переданы представителям Центрального Комитета кадетской партии. Председателем правительства пока еще оставался генерал А.С Лукомский. Однако уже 27 декабря и это правительство было отправлено в отставку, а формирование нового было поручено Донскому атаману А. Богаевскому. Он в одиночестве представлял его, пока не сложил свои полномочия в пользу своего Председателя Совета управляющих отделами донского правительства Мельникова. Тот и приступил к формированию Южно-Русского правительства — давней мечты всех казачьих сепаратистов.
Чехарда гражданской власти еще больше осложнила и без того плачевные дела белых армий. После преобразования Кавказской армии в Кубанскую Врангель, сыгравший не последнюю роль в организации и проведении переворота, больше не мог быть ее командующим, поэтому Деникин принял решение поставить его во главе Добровольческой армии, сняв с должности окончательно спившегося генерала В.З. Май-Маевского. Врангель принял предложение, но с условием, что он тут же удалит из армии командиров корпусов конной группы: кубанского — генерала Шкуро и донского — генерала Мамонтова. Врангель считал их главными виновниками полного развала этих формирований. Деникин предостерег нового командарма, чтобы он воздержался от столь радикальных мер, но тот не прислушался и во главе конной группы назначил генерала С. Г. Улагая.
Находившийся в это время в отпуске генерал Мамонтов, узнав о своей отставке, очень обиделся и по всем инстанциям отправил телеграмму следующего содержания: — «учитывая боевой состав конной группы, я нахожу не соответствующим достоинству Донской армии и обидным для себя заменение как командующего конной группой без видимых причин лицом, не принадлежащим к составу Донской армии и младшим меня по званию». Убедившись затем, что телеграмма получена во всех донских полках, он самовольно бросил службу и потом, не без злорадства, везде подчеркивал, что без него корпус теперь вообще разбегается. Деникин все же согласился на снятие с должности Мамонтова, но теперь за него вступился командующий Донской армией генерал Сидорин. Он подтвердил, что корпус в самом деле разбегается и навести порядок в нем может только Мамонтов. Деникин принял половинчатое решение. Он оставил Мамонтова командовать корпусом, но при этом сам корпус изъял из состава Добровольческой армии.
Но на этом неприятности не прекратились. Теперь начали разбегаться и кубанцы. Врангель принял решение не отводить эти части в тыл для переформирования, как планировалось ранее, а вообще отправить их на Кубань, где использовать как кадры для комплектования трех новых корпусов. Однако, как показали потом события, там этот корпус разложился окончательно. С распадом кавалерии Добровольческая армия оказалась в тяжелом положении. Она попала под фланговый удар всей 1-й Конной армии Буденного и понесла огромные потери.
После этого Врангель предложил Деникину принять срочные меры по восстановлению боеспособности Добровольческой армии, для чего свернуть ее в корпус. Такое решение было принято, после чего ставка передала его в состав Донской армии генерала В.И. Сидорина. Сам Врангель убыл на Кубань, чтобы заняться формированием новых корпусов. В будущем он планировал объединить их с конницей Донской армии, Терским корпусом, остатками «добровольческой» кавалерии, а затем создать из этих формирований конную армию наподобие той, что была у красных, и возглавить ее.
Деникин согласился, но после этого его и без того не простые отношения со строптивым бароном сильно усложнились, а вскоре совсем зашли в тупик. Сразу же следует подчеркнуть, что противоречия между этими двумя вождями Белого движения не носили политического характера. Они касались только вопросов выбора союзников и определения стратегии боевых действий. «Черная кошка» между двумя генералами пробежала еще в начале апреля 1919 г., когда Деникин проигнорировал секретный рапорт Врангеля. В нем тот предлагал главнейшим и единственным оперативным направлением планируемой кампании считать Царицынское. По мнению Врангеля, это давало возможность соединиться правым флангом «добровольческих» войск с армией Колчака и вместе с ней развивать наступление на Москву. Предложение не нашло поддержки, и как бы ответом на него послужил приказ ставки от 20 июня 1919 г., получивший потом известность под названием «Московская директива». В ней Врангелю предписывалось наступать на Москву по другому операционному направлению — через Курск, Орел и Тулу. Как известно, это решение привело к растягиванию флангов белых войск, распылению их сил, что в конечном итоге лишило ставку возможности маневрировать ими. Захватив огромную территорию сравнительно небольшими силами, соединения и части белых армий не смогли закрепиться на ней и вскоре покатились на юг.
