Работа, которой занималась Маргерит – а она ее любила и потратила уйму сил, чтобы ее получить, – иногда заставляла чувствовать себя вуайеристкой. Пусть бесстрастной, пусть получающей за это зарплату – но все же вуайеристкой.
В Кроссбэнке она себя так не чувствовала; однако работа в Кроссбэнке была пустой тратой времени: целых пять лет она процеживала архивные ботанические данные, с чем прекрасно справился бы какой-нибудь усидчивый аспирант. Она и сейчас легко перечислит латинские названия для всех восемнадцати разновидностей бактериальных матов. Где-то через год Маргерит настолько привыкла смотреть на океан планеты HR8832/B, что ей стало казаться, будто она ощущает его запах, запах убийственных концентраций хлора и озона, зафиксированных фотохроматическими датчиками, резкий и чуть маслянистый. В Кроссбэнк она попала только потому, что туда ее привез Рэй – он занимал там административную должность, – и она несколько раз отклоняла предложения о переводе в Слепое Озеро.
Потом она все же набралась храбрости и подала на развод, а вслед за этим приняла предложенную должность в департаменте Наблюдения. И тут же обнаружилось, что Рэй тоже добился временного перевода в Слепое Озеро. Мало того, он переехал на запад на месяц раньше Маргерит, которой еще нужно было передать дела, успел за это время стать в Озере своим и, судя по всему, активно занимался все это время подрывом репутации Маргерит перед лицом руководства.
И тем не менее у нее сейчас была работа, ради которой она училась, о которой мечтала – ничего более близкого к полевой астрозоологии в мире просто не существо- вало.
Маргерит пробралась сквозь лабиринт рабочих мест, здороваясь с программистами и секретаршами. Заглянув в служебную кухню, наполнила свою сувенирную кружку с изображением лангуста кофе со сливками, потом прошла в кабинет и закрыла за собой дверь.
Стол был завален бумагами, рабочий стол компьютера – тоже, только виртуальными. Нескончаемые документы требовали проверки и классификации. Дело важное, но очень нудное и трудоемкое. Впрочем, этим можно будет заняться и дома. Сегодня ей хотелось провести некоторое время наедине с Субъектом. Реальное время, а не просмотр обработанных записей.
Маргерит опустила жалюзи, приглушила крохотные желтые потолочные лампы и включила монитор, целиком занимающий западную стену кабинета.
И как раз вовремя. На UMa47/E начинался семнадцатичасовой день.
Утро. Субъект зашевелился на своем матраце, лежащем на каменном полу лабиринта.
Как всегда, врассыпную от его тела бросились десятки созданий помельче – паразиты, симбионты или, возможно, потомство. Пока Субъект спал, они питались кровью из его сосков. Мелкие зверюшки, размером не больше мыши, многоногие и движущиеся, словно змейки, быстро исчезли в щелях между полом и гранитными стенами. Субъект сел, потом выпрямился во весь рост.
Согласно оценкам рост этот был чуть больше двух метров. Очень представительный мужчина. («Мужчиной» Маргерит называла его про себя. В официальных документах она бы никогда не осмелилась на гендерные термины. Никто понятия не имел, есть ли у инопланетян пол и каким образом они размножаются.) У Субъекта было две ноги и симметричное тело, так что на большом расстоянии силуэт его в принципе можно было принять за человеческий. Этим сходство и заканчивалось.
Кожа Субъекта – вовсе не панцирь, как можно было заподозрить, исходя из дурацкой клички «лангуст», – представляла собой тугую, шершавую красновато-коричневую оболочку. Плотная, хорошо сохраняющая влагу кожа, легочные щели вдоль груди и некоторые прочие подробности – многосуставчатые руки и ноги, а также крошечные конечности для манипулирования пищей по краям челюстей – заставили некоторых ученых умозаключить, что Субъект и его раса эволюционировали из насекомоподобной формы жизни. Согласно одному из сценариев ветвь беспозвоночных смогла сравняться с млекопитающими в размерах и подвижности, поскольку развила хитиновый хребет, в котором спряталась хорда, а внешним панцирем пожертвовала в пользу более легкой и гибкой кожи. Другое дело – что для этой, что для других гипотез доказательств было кот наплакал. Уже экзозоология была крайне нелегким делом, а об экзопалеонтологии ученым приходилось пока лишь мечтать.
Субъекта было прекрасно видно в свете ламп накаливания, гирляндами свисавших с потолка. Маленькие лампочки действительно больше напоминали елочные фонарики, чем привычные лампы, но в остальном выглядели очень знакомо. Нити ламп, как показала спектроскопия, состояли из обычного вольфрама – примитивная и очень надежная технология. Время от времени здесь появлялись другие аборигены, которые заменяли сгоревшие лампочки и проверяли изоляцию на медных проводах. В городе имелась хорошо налаженная инфраструктура коммунальных служб.
По утрам Субъект не одевался и не ел; вообще никто никогда не видел, чтобы он ел у себя в спальном помещении. Однако он задержался, чтобы избавиться от жидких отходов – для этой цели в полу имелся специальный слив. Густая зеленоватая жижа изливалась из отверстия в самом низу живота. Разумеется, картинка шла без звука, однако воображение Маргерит услужливо дорисовало урчание и бульканье.
Она напомнила себе – все это произошло около полувека назад. Так было легче справляться с ощущением того, что она подглядывает. С этим существом ей не удастся ни поговорить, ни как-то еще обменяться информацией. Как именно сюда попадает картинка, оставалось загадкой, однако не было оснований полагать, что она передается быстрее скорости света. А солнце этой планеты, 47-я Большой Медведицы, Ursa Majoris, находилось в пятидесяти одном световом годе от Земли.
(Аналогичным образом если сейчас где-то в глубинах Галактики кто-то наблюдает за ней, к тому моменту, как они попытаются разобраться, что именно Маргерит делает в туалете, она давно уже будет в могиле.)
Субъект покинул лабиринт, не задерживаясь. Хотя походка его, пусть и на двух ногах, с человеческой точки зрения, выглядела странно, двигался он достаточно быстро. В это время суток вполне могло приключиться что-нибудь интересное. Фактически каждое утро Субъект делал одно и то же – отправлялся на фабрику, где собирал узлы каких-то механизмов, – однако маршрут его почти никогда не повторялся. Накопилось достаточно свидетельств того, что это было культурным или биологическим императивом (иными словами, так же поступали и другие аборигены), возможно, ими руководил атавистический инстинкт, некогда помогавший избегать хищников. А жаль – Маргерит было бы приятнее думать, что это личная привычка Субъекта, его собственная идиосинкразия, осознанный выбор.
Несмотря на все это, программа наблюдения отслеживала перемещения Субъекта со стабильной и внушающей уважение точностью. Когда Субъект двигался, взгляд наблюдателя (или «виртуальная камера», если пользоваться терминологией отдела Видеозаписи) следовал за ним на одном и том же расстоянии. В центре кадра всегда был сам Субъект, но, по мере того как он перемещается, можно было изучать и окружающий его мир. Сейчас он шагал бок о бок с сородичами по освещенным лампочками коридорам своего лабиринта. Все шли в одну сторону, словно коридор был дорогой с односторонним движением, вот только направление этого движения в разные дни было разным. Маргерит уже научилась узнавать Субъекта в толпе не только по центральному положению (время от времени его ненадолго заслоняли другие), но и по яркому желто-оранжевому гребню, тянущемуся через голову и вдоль спины, и по округлости плеч.
