Иногда она видела дневной свет – Субъект миновал балконы и ротонды, открывающиеся наружу. Небо сегодня было бледно-голубым. Большая часть осадков выпадала в Лангуста-Сити во время местной мягкой зимы, сейчас же был разгар лета, самая середина того периода, когда солнце на этой южной широте почти не покидает небосвода. Наклон оси планеты был незначительным, а вот орбита вокруг звезды – сильно вытянутой; лето в городе, где живет Субъект, продлится еще два земных года.
Небо чаще затягивали облака пыли, чем дождевые тучи. Атмосфера UMa47/E была суше, чем на Земле; как и на Марсе, здесь случались гигантские пыльные бури, сопровождающиеся электрическими разрядами. В воздухе постоянно висела мелкая пыль. Впрочем, сегодня выдался довольно ясный день, умозаключила Маргерит. И теплый, судя по тому, как Субъект распустил реснички, служившие для теплоотвода. Голубое небо, словно раскрашенное цветным мелком, выглядело совсем по-земному. На секунду закрыв глаза, Маргерит представила себе прижавшиеся к скалам индейские деревушки где-нибудь в Аризоне или Нью-Мексико.
Субъект тем временем наконец достиг одного из широких внешних пандусов, которые по спирали спускались к подножию города.
Первоначальное обследование планеты, проведенное с большой высоты, выявило не менее сорока разбросанных по поверхности UMa47/E крупных каменных городов, в одном из которых и жил Субъект, и примерно вдвое больше – не столь крупных. На столе у Маргерит стоял глобус мира Субъекта, города на нем были подписаны только широтой и долготой. (Никто не рисковал давать им имена собственные из опасения быть обвиненным в антропоцентризме и неуместном нахальстве. «Лангуста-Сити» было лишь прозвищем, причем таким, которое не следовало употреблять в присутствии высокого начальства или прессы.)
В городе было не менее тысячи гранитных зиккуратов, и каждый – огромного размера. Пока Субъект спускался по пандусу – его спальное помещение располагалось в данном здании довольно высоко, – перед Маргерит разворачивалась городская панорама. Башни были похожи друг на дружку – высокие спиралевидные раковины, стоящие на выложенных красными плитами мостовых; промышленные сооружения выделялись лишь трубами на самой вершине, из которых в неподвижный воздух выползал светлый или темный дым. Пандусы и открытые пространства по всему городу были сейчас заполнены недавно пробудившимися жителями. Быстро поднимающееся солнце посылало желтые лучи вдоль восточных каньонов. За пределами города Маргерит могла разглядеть орошаемые сельскохозяйственные земли, а еще дальше – поросшие кустарником равнины и отдаленный горизонт, изрезанный горными вершинами. (Закрыв глаза, она продолжала видеть под веками негативное изображение, словно попавшее туда напрямую, минуя невообразимо сложное технологическое оборудование стоимостью в миллиарды долларов, словно она сама была сейчас там, дышала разреженным воздухом и тонкая пыль забивала ей ноздри.)
Субъект достиг поверхности и направился к промышленному зданию, где проводил каждый день.
Маргерит смотрела, забыв про требующие внимания документы. Наблюдателем как таковым она не была, кроме того, маловероятно, что она заметит нечто важное и при этом ускользнувшее от внимания пяти профильных комитетов. Ей надлежало сводить вместе результаты чужих наблюдений, а не наблюдать самой. Однако это может подождать как минимум до обеда. Карантин означал, что ее отчеты все равно не выйдут за пределы комплекса. Так что можно и посмотреть.
И помечтать, если захочется.
Пообедала она в кафетерии в западном крыле «Плазы», заметив там секретаршу Рэя, Сью Сэмпел, которая расплачивалась за кофе. Маргерит разговаривала со Сью всего раз или два, но ей уже сейчас было ее жаль. Как Рэй обращается со своими сотрудниками, она знала прекрасно. Даже в Кроссбэнке под его руководством мало кто задерживался надолго. Сью наверняка подала заявление на перевод куда-нибудь еще, а если нет, то скоро подаст. Маргерит помахала ей рукой, та рассеянно кивнула в ответ.
После обеда Маргерит наконец-то взялась за документы. В частности, проверила довольно интересный отчет начальника группы физиологии, который прогнал тысячу часов видео через графический процессор, отметив подвижные части тела Субъекта и проведя корреляцию их поведения со временем суток и ситуацией. Подобный подход позволил получить на удивление большое количество важных данных; теперь их следует отправить другим департаментам в форме срочного информационного бюллетеня. Его придется написать самой, а к работе привлечь Боба Корсо и Фелицию Каваками из департамента физиологии, когда те вернутся с конференции в Канкуне.
Видео Субъекта оставалось на стенной панели, и, поднимая голову от собственной работы, Маргерит могла видеть, как Субъект выполняет свою. Место, где Субъект работал, почти наверняка было фабрикой. Он стоял у пьедестала внутри огромного зала без окон, освещенный направленным с потолка прожектором. Вокруг были сотни других таких же аборигенов, и на них падали такие же лучи, подобно фосфоресцирующим столбам в мрачной пещере. Субъект брал какие-то модули (цилиндрические объекты неизвестного пока назначения) из ведерка на самом краю светового столба и вставлял их в диски, где для этой цели уже были проделаны отверстия. Диски поднимались откуда-то из пьедестала на платформе и вновь опускались обратно, когда сборка завершалась. Цикл повторялся примерно каждые десять минут. Назвать подобную работу монотонной, подумала Маргерит, все равно что вообще ничего не сказать.
И тем не менее что-то привлекло ее внимание.
Поскольку Субъект был сейчас более или менее неподвижен, камера развернулась, чтобы показать его спереди. Сейчас она видела лицо Субъекта, резко очерченное падающим сверху светом. Если лицо – правильное слово. Некоторые называли его «жутким»; первоначальный шок был вызван тем, что люди узнавали определенные его части (скажем, глаза, сидящие в костяных глазницах, пусть даже совершенно белые), а другие (например, челюсти) напоминали о насекомых. Однако с этим первым впечатлением от черт лица можно было со временем научиться справляться; куда сложнее было то, что ничего другого, кроме черт, увидеть не удавалось. Не было выражения. Самой природой люди предназначены для того, чтобы читать в лицах человеческие эмоции; опытный исследователь способен читать выражение на мордах обезьян или волков. На лице Субъекта было ничего не прочесть.
А вот в руках…
Это действительно были руки, и они пугающе напоминали человеческие. Длинные гибкие пальцы числом три, «большой» же палец представлял собой неподвижный костяной выступ, торчащий из запястья. Однако ничего непонятного в руках не было. Можно было без малейшего труда вообразить, как эти руки что-то держат. То, как они быстро двигаются, тоже выглядело совершенно естественным.
Маргерит не сводила глаз с занятых работой рук.
Они что, дрожат?
Маргерит казалось, что у Субъекта дрожат руки.
Она набросала короткое сообщение для Физиологии:
«Дрожь в руках у Субъекта? По-моему, да (3:30 сегодня днем, прямая трансляция). Что думаете? М.».
Потом вернулась к собственной работе. Почему-то стучать по клавишам было приятнее, когда над головой висит изображение Субъекта. Словно они работают вдвоем. Словно она не одна. Словно у нее появился друг.
