Эмили поморщилась.
— Вы вольны присоединиться ко мне в любой момент.
— Вы, вы… — Она беспомощно наблюдала за тем, как второй сапог упал на пол вслед за первым. Вдруг в янтарных глазах ее появилось настороженное выражение.
— Что вы делаете?
Он принялся стягивать с себя рубашку.
— Как что? Готовлюсь лечь в постель.
Губы ее приоткрылись, затем сомкнулись, затем приоткрылись снова.
— Но вы не можете…
— Не могу? — Он вытащил полы рубашки из-под пояса панталон и стянул ее через голову.
— Боже мой, — прошептала Эмили.
Саймон провел ладонью по волосам, приглаживая растрепавшиеся черные пряди, то и дело поглядывая на Эмили, которая не сводила с него глаз.
Он почувствовал, как ее горячий золотистый взгляд пробежал по его плечам. Эмили нахмурилась, увидев шрам пониже левого плеча. Он ожидал, что она отвернется с отвращением. Но она не отвернулась, а стала с интересом разглядывать его, его сильные мышцы, завитки черных волос на груди. Лицо у нее разгорелось, и он вдруг почувствовал, что задыхается, что кровь в жилах вскипает и пульс учащенно бьется.
Проклятие! При этой женщине он терял над собой контроль. Мужчина, который позволяет себе думать не головой, а тем, что у него в штанах, рано или поздно будет убит. Необходимо овладеть ситуацией.
— Мисс Мейтленд, если вы не желаете, чтобы ваша деликатность была самым чувствительным образом оскорблена, вам лучше отвернуться.
Она подняла на него широко раскрытые, полные изумления глаза.
— Простите?
Он расстегнул верхнюю пуговицу.
— Я собираюсь снять штаны.
— О! — Она стремительно отвернулась и закрыла ладонями лицо.
Он сделал глубокий вдох, ожидая, чтобы прошло стеснение в груди, и только потом принялся стягивать панталоны. Влияние, которое самым неумолимым образом оказывало на его организм присутствие мисс Мейтленд, предстало во всем блеске и полном объеме.
Она же подошла к своему туалетному столику и положила томик сонетов на место.
— Вы настоящий дикарь, — сказала она.
— Чепуха, мисс Мейтленд. — Саймон забрался в постель на белые простыни и вдыхал запах свежестиранного белья, высушенного на солнышке. — Будь я дикарем, вы бы сейчас лежали на спине в этой мягкой постели, а я лежал бы на вас, между вашими гладкими белыми ляжками.
У Эмили перехватило дыхание, и она густо покраснела.
— Да как вы смеете!
— Возможно, это вам следовало бы быть посмелее.
— Что вы имеете в виду?
Саймон уперся локтем в пухлую подушку, подпер щеку ладонью и улыбнулся. Он понимал, что нехорошо так немилосердно дразнить девушку, но слишком велико было искушение. Ему очень нравилось, когда она краснела.
— В глазах всего света мы супружеская пара. Так почему бы нам не насладиться друг другом?
Она вздернула подбородок.
— Мои представления о наслаждении далеки от вашей животной похоти.
— Неужели?
Она сложила руки на груди и вперила в него полный пренебрежения взгляд.
— Уверяю вас.
— Вы убедились в этом на собственном опыте общения с другими мужчинами?
У Эмили челюсть отвисла.
— Да как вы смеете подозревать меня в подобной низости?!
— Вы выдумали себе несуществующего мужа — атакой брак предоставляет великолепные возможности женщине, которая желает вкусить запретный плод, не подвергаясь осуждению общества.
— О-о! Вы не просто животное, вы хуже!
Она схватила покрывало, лежавшее в изножье кровати. Саймон буквально задыхался от смеха. У нее был такой негодующий вид! И такой невинный. И такой соблазнительный.
Он решил позволить себе маленькое удовольствие и вообразил, будто Эмили лежит рядом с ним в этой огромной удобной кровати, — ему даже показалось, что он чувствует тепло ее тела, ее нога касается его ноги, нежная грудь прижимается к его груди, а огненные локоны рассыпались по подушкам. С каким удовольствием он уткнулся бы лицом в ее теплую шею и вдыхал нежный аромат лаванды. Давно он не держал в объятиях женщины, которая пахла бы лавандой. Целую вечность.
Да, любить женщину, от которой не смердит предыдущим мужчиной, удовлетворившим свою похоть. Обнимать ее всю ночь напролет. Испытывать не опустошенность, после того как потребности плоти удовлетворены, а нечто иное. Жить в предвкушении целой череды счастливых дней. Как все остальные мужчины.
Он посмотрел в глаза Эмили Мейтленд.
Она стояла в изножье кровати, прижимая покрывало к груди, и смотрела на него с нескрываемым отвращением.
— Поймите же наконец, что на свете есть только один мужчина, достойный моей любви.
Саймон почувствовал стеснение в груди. Значит, маленькая красавица уже кому-то отдала свое сердце. Он вспомнил надпись на титульном листе в сборнике сонетов, и ему захотелось придушить человека, которого он никогда в жизни не видел.
— И кто же этот счастливец? Тот самый Генри, который подарил вам Шекспира?
— Вас это не касается.
— Полагаю, этот Генри уже женат. Иначе к чему весь этот обман? А под прикрытием несуществующего мужа вы сможете спокойно жить со своим любовником, не опасаясь скандала.
— У вас, видимо, неиссякаемый запас всяких гнусных идей.
Ему хотелось схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть. Да как может женщина тратить свои чувства на мужчину, который не способен даже дать ей свое имя! Впрочем, это ее дело.
— Вы правы. Меня это и в самом деле не касается.
— Совершенно верно. — Она круто повернулась и, гордо вскинув голову, направилась к диванчику, волоча за собой шелковое покрывало.
— Эмили!
Она бросила покрывало на диванчик и посмотрела на Саймона.
— Что?
Он швырнул в нее подушку. Подушка угодила ей в грудь и свалилась на пол.
Он ответил улыбкой на ее гневный взгляд.
— Я подумал, что подушка тебе не помешает.
— Какое великодушие! — Она бросила подушку на диванчик.
— Спокойной ночи, любимая!
Она злобно фыркнула в ответ.
Он подавил смешок.
— Ты сама загасишь лампу, или сделать это мне?
Она обернулась.
— Не смей трогаться с места!
— Слушаюсь.
Она прошлась по комнате, гася свечи в настенных светильниках. Наконец подошла к масляной лампе, примостившейся на маленьком столике красного дерева возле самой постели. И когда лампа погасла, лунный свет хлынул в комнату сквозь окна, лег серебристыми квадратами на пол.
