Характерной чертой немецких наступлений на направлениях главных ударов было использование крупных механизированных соединений. Как уже было сказано выше, в нападении на СССР были задействованы четыре танковые группы. Каждая танковая группа наступала по двум направлениям, на каждом из которых двигался моторизованный корпус. Немецкая школа предусматривала ввод в бой танковых соединений плечом к плечу с пехотой, входившей в состав моторизованных корпусов. Танковые дивизии корпусов получали свою собственную, пусть и достаточно узкую полосу наступления. Во втором эшелоне находились чаще всего моторизованные дивизии. Иногда немцами применялось так называемое «перекатывание» танковых дивизий через наступающие в первом эшелоне пехотные дивизии. Последний вариант был идеологически близок к советским представлениям о применении крупных масс танков. Советская школа предлагала взлом обороны противника пехотой с последующим вводом танковых соединений в прорыв или, по крайней мере, для прорыва второй полосы обороны. У каждого из вариантов были свои достоинства и недостатки. Ввод танковых соединений в прорыв позволял избежать их потерь в ходе взлома обороны противника. Использование механизированных соединений в первом эшелоне наращивало силу первого удара по обороне. Ввод танковых дивизий в бой в середине дня 22 июня, т. е. «перекатывание» через пехоту первого эшелона, был применен немцами на юге, в 1-й танковой группе. Остальные танковые группы ставили танковые дивизии в первый эшелон, и они пошли в бой уже в первые часы войны в выделенных им полосах наступлений. В целом за счет массирования сил и средств немцам удалось достичь большой силы ударов.
Особую роль построение главных сил вторжения в один эшелон сыграло в специфической обстановке первого дня войны. Непосредственно на границе находились отдельные батальоны дивизий армий прикрытия, неспособные оказать серьезного сопротивления. Мощный первый удар позволял сразу же глубоко продвинуться вперед.
Окно в Азию
В Прибалтийском особом военном округе раньше всех приняли меры, повысившие готовность войск к отражению удара противника. Однако округу в первый день войны достался самый страшный удар противника.
Вспоминает оперуполномоченный Тельшайского оперативного уездного отдела НКВД Н. Н. Душанский:
«Мы медленно подъезжали к Шауляю. Я видел, что во многих крестьянских домах вдоль железной дороги горит свет. Еще подумал, наверное, листовки LAF (Литовский Активный Фронт) читают, с указаниями к активным действиям. А еще через несколько минут стали бомбить шауляйский военный аэродром Жокня, на котором размещались истребители, и когда поезд остановился на станции, у меня уже не было никаких сомнений в том, что началась война… Я кинулся к своему дому, который находился недалеко от вокзала. Отец, полуслепой, стоял у калитки и ждал меня. Уже несколько дней подряд он все время проводил возле калитки, чувствовал сердцем, что я появлюсь. Он сказал мне: „Нахман! Возьми твои пистолеты и беги к своим. Если немцы придут, то тебя сразу убьют!“ — „А ты с мамой?“ — „Нас немцы не тронут. Я у них был два года в плену, хорошо их знаю. Простых людей они убивать не станут“.
Я в отпуск поехал без оружия, свой табельный пистолет ТТ оставил в сейфе, в отделе, но дома у меня хранились в тайнике еще два пистолета. Я взял оружие, свое кожаное пальто, еще какие-то вещи. А потом забрал родителей из дома и повел их на вокзал. На путях „стоял под парами“ эшелон для желающих эвакуироваться. Посадил родителей в вагон. Дикой паники еще не наблюдалось. А партийный, советский и комсомольский актив Шауляя должен был уехать на восток в автобусах, и с ними намеревались отправиться в эвакуацию моя сестра Рахель и брат Песах. А самый младший брат Ицхак находился в это время в пионерском лагере под Палангой. Другой брат, Яков, работал хозяйственником, вольнонаемным в армейском госпитале рядом с Шауляем. Я простился с родителями в вагоне, вышел на пути и успел заскочить на последний поезд, шедший из Шауляя в сторону границы, на Тельшай. И больше мне не довелось увидеть своих родных…
Выжил только брат Яков. В 1945 г. я узнал о судьбах своих родных. Никакой поезд на восток из Шауляя двадцать второго июня так и не ушел. Оказывается, что кто-то из русских заместителей местного начальства позвонил „наверх“ и сообщил — „Разводят панику! Пораженческие настроения!“. Сразу прибыл отряд армейских „особистов“, и людям приказали выйти из вагонов и вернуться по домам. Была отменена и эвакуация партактива. Моего товарища по тюрьме, начальника городского отдела НКВД Мацкявичуса, сняли с должности и хотели отдать под суд, с формулировкой „За паникерство“. (Он после этого случая так и не вернулся на службу „в органы“, после войны работал председателем колхоза и стал Героем Соцтруда.) Одним словом, никому из Шауляя выехать не дали! Мои родители были потом убиты литовскими полицаями в гетто. Младший брат так и не выбрался из-под Паланги, и обстоятельства его гибели точно не известны. А сестра Рахель и брат Песах погибли при попытке уйти через Латвию в сторону России. Литовцы их застрелили. До Тельшая в то утро я так и не добрался. Наш поезд разбомбили в щепки возле местечка Тришкай. После этой бомбежки я открыл секретный пакет — „мобилизационный план“, который для всех сотрудников отдела составил Морозов еще за месяц до войны. В нем указывалось место сбора сотрудников на случай начала боевых действий. И я понял, что „точка рандеву“ находится совсем рядом с этим местечком. Пошел в Тришкай, на МТС, взял там лошадь без седла, и на ней поскакал на место предполагаемого сбора. На западе гремела канонада, над головой постоянно проносились немецкие эскадрильи. К вечеру в лес стали подходить от границы работники НКВД и пограничники. Многие уже израненные, в крови и в оборванном обмундировании, с немецкими трофейными автоматами и винтовками. А я в кожаном пальто без петлиц, в новенькой гимнастерке и хромовых сапогах. Контраст был сильным».
Находившиеся в Прибалтике советские войска были атакованы сразу двумя танковыми группами немцев из четырех задействованных в операции «Барбаросса». Вскоре одна из танковых групп ушла на Минск, но первый сокрушительный натиск имел печальные последствия как для ПрибОВО, так и для соседнего ЗапОВО.
Вспоминает П. А. Ротмистров, будущий Маршал бронетанковых войск: «21 июня, буквально за несколько часов до вторжения немецко-фашистских войск в Литву, к нам в Каунас прибыл командующий войсками Прибалтийского особого военного округа генерал-полковник Ф. И. Кузнецов. Торопливо войдя в кабинет генерала Куркина, у которого я в то время был на докладе, он кивнул в ответ на наше приветствие и без всякого предисловия сообщил как ударил:
— Есть данные, что в ближайшие сутки-двое возможно внезапное нападение Германии.
Германские саперы только что разминировали мост.
