Вглядываясь во тьму и прислушиваясь, Гарри постепенно убедился, что в комнате он не один. Сбоку от клетки, ближе к задней стене, стоял неизвестный. Силуэт его шляпы смутно маячил во мраке, но сам человек был одет в темное, фигура его казалась бесформенной, и различить детали было невозможно. Прижав голову к прутьям клетки, незнакомец, похоже, что-то шептал страшному зверю. Впрочем, слов было не различить, поэтому Гарри решил подойти поближе, но споткнулся о какую-то палку и со звоном ударился о железные прутья. Таинственный силуэт вздрогнул и тут же, низко опустив голову, поспешил к выходу, даже не сняв перед Гарри шляпу и не удостоив его ни словом приветствия.
Бегство незнакомца привело Гарри в замешательство; он опять устремил взгляд в глубину клетки. Теперь Чудище было видно немного лучше. Оно — точнее, он, ибо Гарри был совершенно убежден, что перед ним существо мужеского пола, — не обращало внимания на присутствие зрителя и продолжало свою отвратительную трапезу.
— Эй! — позвал Гарри несмело. Не зря же он выложил целых шесть пенсов! — Эй! — окликнул он Чудище, на этот раз громче.
Но зверюга не обратила внимания. Гарри склонился к полу в поисках какого-нибудь предмета, которым можно было бы ткнуть Чудище в спину, но в это мгновение Чудище молниеносно ринулось из дальнего угла клетки прямо на Гарри и тяжело обрушилось на железные прутья. Пожалуй, Гарри еще никогда не сталкивался лицом к лицу с настолько уродливой тварью. Будучи жителем Урбс-Умиды и вращаясь в определенных кругах, он повидал на своем веку предостаточно всяких страшилищ, но из них ни одно не могло бы сравниться с Чудищем.
Прожорное Чудище разинуло огромную, будто пещера, пасть и испустило душераздирающий рык. Зловонная слюна сочилась между желто-коричневыми клыками и капала с нижней губы. Лицо поросло шерстью, а налитые кровью глаза с огромными зрачками, казалось, того и гляди, выскочат из орбит. Волосатая рука — или лапа? — Гарри не смог бы сказать наверняка, да и недосуг ему было об этом размышлять, — крепко схватила его за шкирятник.
— Аааааййй! — заорал Гарри, крутанулся, рванулся и, выскочив из плаща, со всех ног ринулся вверх по ступеням.
Когда он вынырнул из-за занавески, человек, что сидел в кресле у входа, приоткрыл один глаз и проводил незадачливого посетителя взглядом, едва скрывая самодовольную ухмылку. Руди Идолису не впервой было наблюдать подобные сцены, да и делу его они шли только на пользу.
Выбежав на Мост, Гарри запнулся о камень мостовой; чтобы удержать равновесие, пришлось ткнуться одной ногой в канаву. Нога по щиколотку погрузилась в густую грязь. В сердцах он выругался — сперва увидев, в какое состояние пришел ботинок, а затем почувствовав, как холодная, почти ледяная вода просачивается под шнуровку и в щели расползшихся швов. Но и этого было мало; мимо бедолаги на большой скорости пронеслась повозка, и бегущие спицы колес забросали его ошметками грязи. Стиснув зубы с досады, Гарри похлопал себя рукой по рубашке и брюкам, тщетно пытаясь стряхнуть холодную жижу.
Все его тело покрылось испариной, а кишки в животе будто стянуло тугим узлом, который не так-то просто будет потом развязать. А в голове все еще раздавались звериные вопли. И чавканье, и рыгание, и костный хруст. Не говоря уж о вони! «Боже правый! — негромко провозгласил он, и слова вырвались изо рта легким облачком пара. — Что за адская вонь!»
Такого отвратительного запаха Гарри не чувствовал уже очень давно — с тех самых пор, как несколько лет назад, в разгар самого жаркого месяца, на целых три дня и три ночи ветер перестал дуть и во всем городе воздух застыл, будто желе, а вода в реке едва не свернулась, будто кровь.
Гарри отправился домой. У него, как и у всех урбсумидцев, была весьма примечательная походка: так ходит человек, который привык неосознанно замечать все неровности мостовой, ямы и рытвины и ловко их перепрыгивать и огибать. Хорошо еще, что снег кончился, подумал он, но воображение было по-прежнему во власти увиденного в таверне. Гарри полной грудью вдохнул ледяной ночной воздух. «Боже правый!» — только и вырывалось у бедняги снова и снова. Подумать только: ведь есть же чудаки, которые по нескольку раз ходят глазеть на Чудище. «Как так? — дивился Гарри. — И главное — почему?» Но тут же поймал себя на мысли: а не сходить ли и ему во второй раз? Неужто Чудище и впрямь так ужасно? Может, наведаться к нему снова через недельку, а то и через денек-другой — проверить, не показалось ли чего со страха, не пригрезилось ли…
Гарри шел, низко наклонившись вперед, навстречу пронизывающему ветру, и не заметил, как из темного переулка вынырнул какой-то человек и пристроился рядом.
— Ну как, видел его? — спросил незнакомец.
От неожиданности Гарри остановился и поднял глаза, но в тот самый момент луна почему-то решила спрятаться за снежные тучи, а ближайший фонарь был далековато, и все, что удалось Гарри увидеть, — лишь смутная тень на стене дома.
— Кого видел?
— Чудище! — прошипел незнакомец.
— Да, — подтвердил Гарри; почему-то это признание принесло ему облегчение. — Да, я видел Прожорное Чудище.
Чувство было такое, будто на исповеди побывал. По крайней мере, Гарри подумалось, что именно так, наверное, чувствуешь себя после исповеди, — надо сказать, он не заглядывал в церковь уже лет двадцать.
— Ну и как впечатления?
Гарри нахмурился:
— Готов съесть свою шляпу, если это не самая мерзкая тварь, какую я в жизни видал.
— Объясни-ка тогда, — попросил неизвестный, — что в этом Чудище такого, что ты ходишь глазеть на него?
— Ну… — задумался Гарри, продолжая свой путь, — трудно сказать. Но с уродами ведь всегда так: вроде и хочешь отвернуться, а не можешь.
— Значит, не можешь? — с сомнением переспросил незнакомец.
— По крайней мере, это очень трудно, — пояснил Гарри, словно извиняясь. — А почему ты спрашиваешь?
Попутчик как будто не слышал, что к нему обращаются.
— Думаешь, это правильно — выставлять Чудище напоказ?
— А почему нет? — отвечал Гарри, которому уже становилось не по себе.
В этом городе не часто случается, чтобы совершенно незнакомый человек вдруг подошел к вам на улице и ни с того ни с сего завел беседу. А если уж кто и подходил, то обычно угрожающе требовал: «Кошелек или жизнь!» При любых других обстоятельствах, если бы Гарри не был под совсем еще свежим впечатлением от встречи с чудовищем, он бы непременно дал деру.
— На что еще может сгодиться тварь вроде Прожорного Чудища? — спросил Гарри. — Разве Господь сотворил его и ему подобных не для того, чтобы нас подивить и повеселить? И потом, глядя на них, бедных уродов, мы должны вспоминать, как Бог милостив к нам, грешным. Слава Создателю, мы не такие.
Странно, что в этот момент Гарри — человек, прямо скажем, не страдавший чрезмерным религиозным рвением, — то и дело поминал Бога.
