Гарри этот допрос уже порядком надоел.
— Что поделаешь, людям нужно как-то развлекаться. Я заплатил, чтобы глянуть на Чудище, — и глянул. Ну ладно, мне домой пора, всего наилучшего.
В это мгновение незнакомец шагнул к нему и преградил путь. Гарри рассердился и слегка даже испугался; он торопливо свернул направо, в короткий проулок, ведущий к реке. Гарри шел быстро, но отчетливо чувствовал: незнакомец идет следом, не отстает. За спиной раздавался скрип торопливых шагов по мерзлому снегу и время от времени слышалось какое-то странное жужжание. Гарри решительно обернулся — спиной к реке, к незнакомцу лицом; тот продолжал приближаться.
— Ты сказал все, что я хотел знать, — произнес незнакомец, в который раз уже не обращая внимания на вопрос. — Спасибо, что уделил время.
И не успел Гарри ахнуть, как преследователь взял и ткнул какой-то коротенькой палкой в его тучный живот. Все тело Гарри мгновенно скрутила острая боль; он отшатнулся назад, не в силах пошевелиться, не в силах дохнуть, судорожно обхватив грудь руками. Опять послышалось жужжание.
— Что… ты… делаешь? — выдохнул он.
— Этого ты уже никогда не узнаешь, — последовал ответ.
Второй чудовищный удар скрутил Гарри и отшвырнул к ограждению набережной; бедняга перегнулся через парапет, так что голова его бессильно повисла над водой. Зловоние Фодуса обожгло ноздри. Быстрым движением незнакомец сунул Гарри в карман какой-то предмет; сильные руки обхватили лодыжки и резко вскинули вверх, так что тело повисло над бездной. «Интересно, что это у меня в кармане?» — такова была последняя мысль, мелькнувшая в голове Гарри. Он почувствовал, что это не луковица и не морковка. В следующее мгновение вода расступилась, как рвется дешевая ткань, — лишь чтобы сомкнуться у бедолаги над головой; рана в теле реки мгновенно срослась, и утопленник канул в небытие.
ГЛАВА 9
Деодонат Змежаб
Описать внешность Деодоната Змежаба можно только двумя словами: совершенный урод. Впрочем, это еще очень мягко сказано. Его уродство было феноменально — наглядная демонстрация всех возможных физических недостатков. Кожа дряблыми складками собиралась на кряжистой шее, которую венчала самого что ни на есть нелепого вида голова, чрезмерно большая для коротенького, горбатого торса. Посреди перекошенного лица торжественно восседал непропорционально крупный красный нос, по бокам от коего маячили мутноватые глаза, полускрытые под выпуклым лбом. Кроме того, Змежаб был волосат не в меру, так что кустистые брови его срослись в одну линию с небольшой седловинкой над переносицей. Зубы у Деодоната, как и у большинства горожан, были в самом плачевном состоянии — по крайней мере те, что еще оставались у него во рту, — и болели постоянно, изо дня в день. Впрочем, Змежаб был не слишком улыбчивым человеком.
Деодонат был некрасив уже во младенчестве, что, конечно, не редкость, но даже мать полагала, что сын ее представляет не самое приятное зрелище. Когда мальчик подрос, на него стали пялиться прохожие на улице, а некоторые даже переходили на другую сторону, словно боясь заразиться. Он быстро смекнул, что мир, лежащий за стенами дома, зол и жесток, а потому перестал выходить и заперся в своей комнате. У мальчика была ясная голова, живой ум, так что он сам научился читать и писать и изучил все науки, которые считались полезными в те времена.
Что до родителей — возможно, когда-то в глубоком детстве Деодонат и любил их, но очень скоро любовь сменилась презрением. С самых первых дней они старались по возможности не смотреть на свое чадо, к тому же чем более сын приобщался к наукам, тем менее в семье становилось общих тем для разговора, ибо родители были невежественны. Когда ребенку исполнилось десять, они решили, что с лихвой выполнили свои родительские обязательства (с их точки зрения, совершенно безупречно, учитывая обстоятельства), и однажды поутру запродали сына в какой-то бродячий балаган, где выставляли напоказ уродов.
Последующие восемь лет своей жизни Деодонат провел, странствуя из города в город и развлекая своим видом почтенную публику, которой его представляли под вымышленным именем — мистер Страхолюд. Номер, который он представлял, был предельно прост: Деодонат неподвижно, с каменным лицом сидел в тесной кабинке на стуле, а посетители на него глазели. А уж как им нравилось глазеть! Порой бедняга едва сдерживал ярость, особенно когда его тыкали палкой. В таких случаях он, злобно ощерившись, издавал угрожающий рык — тогда женщины вскрикивали, а мужчины изрекали что-нибудь вроде: «Ну и ну! Это чудище еще и огрызается!»
И вот, сидя так на своем стуле и безмолвно наблюдая за публикой, которая пялилась на него и от ужаса прикрывала рты ладонями, Деодонат размышлял о человеческой натуре и в конце концов заключил, что весь род людской омерзителен по природе своей и сполна заслужил многочисленные несчастья и беды, которые постоянно обрушиваются на него, будь то по воле рока или по злому умыслу. Разница, между прочим, большая: Деодонат лелеял мечту о мести. Отомстить он хотел не кому-то в отдельности — этим можно заняться и позже, — хотя, надо сказать, иногда ему приходило в голову, что неплохо бы для начала поквитаться с родителями. Деодонат имел отличное представление о законах, движущих экономикой, и концепцию спроса и предложения принимал целиком и полностью. Человек должен как-то зарабатывать свой хлеб, и в этом смысле хозяин балагана ни в чем не повинен — он просто дает людям то, чего они хотят. Если уж возлагать на кого-то вину, так на публику, которая приходит таращить глаза на несчастных, обделенных природой.
Так продолжалось, пока Деодонату не исполнилось восемнадцать: он странствовал с балаганом, выступал перед публикой и звался мистером Страхолюдом. Он отрастил густую бороду и однажды ночью сбежал, предварительно связав хозяина и прихватив все его деньги. Обеспечив себе таким образом на первое время кусок хлеба и крышу над головой, он направил стопы в Урбс-Умиду — город, известный своим уродством и мерзостью. Деодонат надеялся, что хотя бы там сможет остаться незамеченным, слиться с толпой, жить тихо и мирно.
Говорят, красота и уродство относительны, ведь одно и то же разные люди видят по-разному. Деодонат считал иначе. Он на горьком опыте убедился: чтобы жить спокойно и более-менее благополучно, нужно стараться, чтобы его вообще никто не видел.
Говорят еще, внешность обманчива. Всем известно, что главное всегда скрыто внутри — не снаружи. Однако в случае Деодоната Змежаба внутрь лучше бы не заглядывать вовсе — до того там было мерзко и отвратительно, даже хуже, чем снаружи. Характер этого человека сложился в кошмарных условиях, в которых прошла его юность. Деодонат был и мерзок, и жалок — внутри равно как и извне, — и исправить его было почти невозможно.
