других, неведомых дотоле персонажей.
Я даже задумался – а где наш, отечественный детектив? Почему нет книг, посвящённых советскому уголовному розыску? Неужели публике пока интересно читать обо всех этих Рокамболях иностранного разлива, и тайны мадридского или парижского двора для них предпочтительнее тех секретов, коими полны улицы Москвы или Петрограда?
Даже обидно стало.
Уйти, что ли, в писатели?.. А что? Любой опер на протоколах или рапортах начальству так руку набил, что сочинит роман или пьесу в трёх актах с прологом и эпилогом, не вставая с места. Так что художественному «свисту» обучен.
Да и рассказать есть что – только успевай записывать.
Но потом я себя оборвал. Вот выйду на пенсию (если доживу, конечно), тогда и засяду за полное собрание сочинений, а пока надо бандитов, убийц и жуликов ловить. Сами по себе они редко сдаваться приходят, если только те, кого совесть заест (такие водятся, но, увы, в весьма ограниченных количествах).
Убедившись, что это не то, что мне нужно, я отправился дальше, и только в третьей лавке нашёл искомое: роскошное толстое (девятьсот с гаком страниц) издание 1910 года «Руководство общей хирургии», переведённое с немецкого профессором А. А. Введенским.
Выглядело оно шикарно и стоило соответствующе. Хорошо, что я захватил с собой побольше денег, иначе бы просто не хватило.
Я попросил продавца красиво упаковать подарок.
После покупки настроение у меня сразу поднялось. Ну вот, одна важная проблема, по сравнению с которой погоня за бандитами – сущие пустяки, решена. Можно с чистой душой возвращаться в Рудановск.
И снова битком набитый вагон, скрип и мерное покачивание, под которое так хорошо дремлется.
Стоило мне сделать первый шаг на перрон Рудановска, как глаза выхватили из толпы стремительно спешившего навстречу Леонова.
При виде меня он ускорил шаг.
Внутри всё оборвалось – вряд ли зам встречал меня на вокзале, чтобы составить компанию и проводить до квартиры. Что-то стряслось, и, судя по встревоженному лицу Пантелея, явно нехорошее.
– ЧП у нас, товарищ Быстров, – не стал откладывать дурное известие в долгий ящик Леонов.
– Что за ЧП? – нахмурился я.
– Ночная засада провалилась. Я, дурак, думал – не рискнут бандиты ночью переться к Рвачу, днём или утром сунутся, а эти гады, похоже, ничего не боятся. Пришли часа в три ночи.
– Кто в это время дежурил?
– Как и обговаривали: Ремке и Юхтин. В общем, перестрелка была: Юхтин и Рвач убиты, Ремке ранен. И… – Леонов помялся, замолчал.
– Говори, – велел я.
– Ремке в больнице, но я его арестовал, – сообщил Леонов.
– В каком смысле? – остолбенел я.
– В самом прямом, товарищ начальник. Я распорядился положить его в одиночную палату и поставил часового возле дверей.
– Я должен немедленно с ним поговорить, – решительно произнёс я.
– Не выйдет, товарищ Быстров. Ремке до сих пор без сознания. Ему сделали тяжёлую операцию, хирург затрудняется сказать, когда он очнётся.
– А что бандиты? Ты говоришь, была перестрелка…
– Бандиты ушли, оставив только раненого Ремке и трупы Юхтина и Рвача. Есть ли среди них потери, нам неизвестно. Но крови повсюду – как на скотобойне.
– На каком основании ты арестовал нового сотрудника? – вернулся к главному вопросу я.
– Посчитал, что он из одной банды с убийцами Кондрюхова и Баснецова.
– На каком основании? У тебя есть доказательства?
– Только косвенные, но пока всё одно к одному. Думаю, как очухается, мы его расколем.
– Всё равно, прямо сейчас едем в больницу. Может, раненый всё-таки придёт в сознание, и нам удастся поговорить. А пока рассказывай, почему ты сделал такие выводы. Если удастся меня убедить, после больницы нагрянем к Ремке с обыском.
– Так мы уже нагрянули, – смутился тот.
– И каковы результаты?
– Ни дома, ни в мастерской ничего не нашли, если не считать запачканного в крови топора.
– Думаешь, им рубили людей?
– Не могу знать, товарищ Быстров. Я отдал топор Зимину, пусть поколдует. Может, что-то удастся прояснить.
– Понятно. Пусть наука постарается.
Возле вокзала нас дожидалась пролётка. Мы сели, и Леонов продолжил рассказ:
– Я прибыл на место преступления в числе первых и нашёл в доме тела. Сначала решил, что Ремке убит, но он застонал, и я отправил одного из милиционеров за санитарами. Возле Ремке лежал его наградной револьвер – вы же помните, что он пока не получил штатное оружие. Я понюхал дуло и сразу обратил внимание, что из него не стреляли. Первой мыслью было: ну не успел парень, бандиты опередили. Бывает, первый день на службе, армейские навыки забылись, вот и сплоховал. Потом, когда Ремке повезли в больницу, у него из кармана шинели выпал портсигар, а в нём папиросы «Сафо» – те самые, старые, дореволюционные.
– Так. А нам сказал, что бросил курить, – заметил я.
– Именно, товарищ начальник. И тут меня как молнией поразило: теперь ясно, почему Гром рычит на Ремке. Пёс узнал запах с места убийства.
– Пока всё притянуто за уши. Однако здравое зерно в твоих мыслях есть, – признал я.
Леонов довольно улыбнулся.
– Только раньше времени героем себя не считай. Повторю, доказательств нет, всё вилами по воде писано. По сути, всё, что мы можем предъявить Ремке, это револьвер, из которого не стреляли, и портсигар с папиросами – кстати, передай его Зимину. Может, удастся как-то установить: вдруг это папиросы из одной партии с теми окурками? Ну, ещё окровавленный топор. Маловато.
– Товарищ Быстров, не переживайте. Вот увидите, очухается Ремке – мы его дожмём! – уверенно заявил Леонов, на что я скептически хмыкнул.
Если новичок действительно замешан в тех преступлениях, вряд ли удастся взять его на понт. Шутка ли – почти два десятка трупов. Для такого нужен определённый склад характера.
А ещё я очень боялся обвинить невинного человека. Пока есть хоть какие-то сомнения, буду их трактовать в пользу Ремке. Да и не вязалась у меня эта кровь и дичь с почти героическим обликом нового сотрудника. Конечно, трудно пройти войну и не измениться, причём к худшему, но вот не походил он на кровожадного упыря, хоть тресни!
Или я окончательно перестал разбираться в людях.
Пролётка замерла неподалёку от главного корпуса городской больницы. Именно здесь я не так давно отлёживал бока, и в этих стенах трудится моя Настя (я как-то незаметно для себя вдруг назвал её своей, хотя особых причин или повода для этого не было. Как-то автоматически вышло, само собой). Интересно, вдруг сегодня её дежурство?
Вот бы увидеться…
Я шёл размашистым шагом по больничному коридору, Леонов едва поспевал за мной.
Ещё издали я приметил палату, возле дверей которой сидел приставленный Пантелеем милиционер. Он
