курганы, их время от времени размывает, а человек лицом вниз лежит, грудина насквозь колом осиновым прибита.
– Давно известный вариант захоронения – чтобы тело паводком из земли не вымыло.
– А как объяснишь скованные цепями руки и ноги мертвецов, Сашенька?
У него объяснений не нашлось. Катя и вовсе в разговоре участвовать не пожелала. Бочком сползла с лавки и потянулась к сумке. За блокнотом. Витиеватый мелкий почерк тут же украсил первую страницу. Даже сейчас она находила, какую информацию можно внести в работу. Это порадовало, в профессионализме Смоль не отказать. Вот зачем он хотел ее в эту поездку. Саше не сдались те испуганные глаза и озадаченная гримаса, прикипевшая к ее лицу пару минут назад. Бестужев понадеялся, что совсем скоро Катя отдохнет и мозги вернутся на место. Она впечатлительная, пусть ночку подумает о ведьмах и сделает правильные выводы, это зла не причинит.
Чернава, заметив блокнот, откинулась вбок, наклоняясь над Катиным плечом. Прочитала написанное, удовлетворенно кивнула:
– Не спеши листы марать, девочка, за время здесь мои рассказы останутся блеклым пятном. От того, что вы сможете обнаружить, о чем услышать и написать, – волосы встанут дыбом. Обещаю. А ты не закатывай свои прекрасные глаза, Александр, лучше сходи к колодцу за водой, поставите самовар. Холодно в избе, прогреется нескоро. Вон в углу у Весняны ведра стоят, бери любое, она воду впрок всегда носила. Если стирать что нужно, так кадка в бане под столом стоит.
Будто соглашаясь с ее словами, запершило горло, а тело напомнило о том, что порядком озябло. Болеть в его планы не входило, их работа обязывала много ходить – по домам, заброшенным кладбищам или, если повезет, курганам. Катя взяла с собой фотоаппарат, они скинулись и купили шесть блоков питания к нему. Мощный диктофон, заряда которого хватит недели на две непрерывной работы, не меньше. Им предстояла объемная, нелегкая работа. Не было времени на слабость или развлечения, Бестужев поднялся. Отвесив дамам шутовской поклон, подхватил два ведра, косое коромысло и, чувствуя старый русский дух (пополам с сожалением, что придется покидать успевший немного нагреться дом), вышел навстречу немилосердному весеннему ветру. За спиной продолжалась тихая беседа, интерес к которой у него плавно угасал.
В приоткрытую створку шмыгнул черный, как уголь кот. Начал принюхиваться в сенях. Наверное, решил помышковать, Саша мысленно пожелал ему удачи.
Катя кота сразу не услышала – задумчиво рассматривала аккуратные буквы, выведенные на белоснежной бумаге собственной рукой.
Моровые избы, курганы на болоте, нечисть.
Она была погружена в свои размышления настолько глубоко, что нечто теплое и пушистое, ластящееся о ногу, показалось полной неожиданностью. Смоль вздрогнула всем телом, голова нелепо дернулась вниз, чтобы уткнуться взглядом в кошачьи золотые глаза. Драконьи, переливающиеся светло-желтым. Зрачок игриво округлился, когда животное лениво потянулось всем телом, выпуская когти в джинсы на коленке, и требовательно муркнуло. Чернаву кот мастерски игнорировал, наверняка знал – от нее угощений не дождется. А падкая на кошачью ласку Смоль поддалась, улыбнулась, подхватывая его на руки, и направилась к сундуку, на который Саша сгрузил их сумки. Немного повозилась, в руках щелкнуло, и по дому разнесся мясной запах консервов. Нового знакомого дважды звать не пришлось – только жестяная банка опустилась на пол, он с жадным урчанием принялся за дело.
Смоль трусливо осталась на сундуке – вернуться обратно на лавку, где бок о бок с ней сидела пышущая силой и уверенностью женщина, не хватало смелости. Вдруг ведьмы существовали? Вдруг Чернава не сошла с ума от скуки, не разыгрывала наивных городских ребят? Да, в колдовство Катя не верила. Почти. Призраки прошлого сбивали ее с толка.
Да, бабушка у нее была городская, не верящая ни в магию, ни в нечисть. Но вот прабабка всю жизнь прожила в деревне, она-то и вспыхивала яркими образами под полуприкрытыми веками. Смоль было восемь, когда старушка ушла из жизни. Сухопарая, мелкая и сморщенная, стоило Кате сильно разболеться, и ее везли в деревню. Мама смеялась и говорила, что деревенский воздух лечит. Но Катя помнила силуэт у собственной постели, когда слабость не давала распахнуть глаз, а температура жрала тело, она слышала быстрые шепотки своей прабабушки у самого уха, помнила ее руки на лбу. И наутро болезнь отступала.
Было ли это действительно или лишь грезилось, подстегиваемое детским воображением? Глубина в прозрачных от старости глазах, знание и сила, которой, казалось бы, не могло быть в таком дряхлом теле? Подсознание выковыривало эти воспоминания, предъявляло молчаливым доказательством. И Смоль мешкала, остерегалась. Не дразнила судьбу и не злила Чернаву. Вдруг и правда ведьма?
Ее вопрос, повисший в теплом, пропахшем огнем и поленьями воздухе, стал неожиданным для обеих.
– Если верить вашим словам, то все мифы и не мифы вовсе. Но как тогда люди выживают здесь?
Чернава задумчиво прикусила губу, сощурила черные глаза, не спуская взгляда с быстро глотающего мяса животного. Кот это почуял, поднял морду с перемазанными в говяжьем жире усами. Обнажил белоснежные мелкие зубки с крупными клыками и грозно зашипел. Хрипло выдохнул, хрюкнув носом, и продолжил поглощать еду, словно не было этого кровожадного, наполненного ненавистью протеста против ее присутствия. Ведьма язвительно усмехнулась и отвернулась.
– Умеют. Они чтут природу и всех живых существ, понимают, откуда берется их сила, и этим пользуются. Подкову у Беляса в избе видела? Она не одна. Каленое железо и от нечисти, и от ведьмы убережет. Одна у него в дымоходе запрятана, другая у изголовья кровати – дурные сны чтоб мороком не гнали… Умный дед, толковый. Сцепись я с ним – сложно извести было бы. Бывают в деревнях и олухи – родительский совет про подковы узнают, да не дослушают. Навешают дурни подков концами вниз, и вся работа насмарку – ни счастья не удержать, ни ведьму с порога не прогнать. А уж до чего Маруся его смекалистая и хитрая женщина, диву даешься: додумалась ведь под порогом прах предка схоронить. Похлеще пса стережет, зло не пропустит.
Скачущая по заполняющимся строчкам ручка замерла, пальцы дрогнули, оставляя неприятную кляксу. И в кляксе этой Катя почти увидела свернувшееся в клубок под порогом тело.
– Прах? Под порогом?
– Так. – Голос Чернавы не дрогнул. Говорила она спокойно, будто этот кошмар, ужас, приползший из прошлых веков, был чем-то логичным и разумеющимся. – Стережет их благополучие. Отчего ж из избы сор не выметают через пороги? Чтоб, не доведи боги, предка не вымести. Кто смелее, так и тело хоронит. А затем на порожках скотину бьют – родственничка кормят. Припомни-ка, девочка, бабка вперед вас в дом зашла или вас первых пропустила, внимательно в спины глядела?
Нахмурившись, Катя на секунду задумалась. Но брови неумолимо
