видят даже самые скрупулёзные собиратели. Конечно, опытные коллекционеры знают цену таким вещам и даже истории и мифы, посвящённые древним экспонатам, но Апрель чувствовал их особенно. Не произнося ни слова, он разговаривал с ними, будто знал их когда-то в прошлом, словно все эти предметы, может быть, не всегда добрые, но очень старые знакомые.
С кухни слышался скрип открывающихся дверок вековой мебели и звон вынимаемой с полок посуды. Приобретённая за долгие годы поварская хватка холостяка позволила господину Фирсову быстро расправиться с заранее приготовленными продуктами. Заходя в комнату с подносом, на котором расположились колбаска, ломтики тонко нарезанного лимона, заплесневелый сыр и Бородинский хлеб — он, как заправский официант, невзирая на свой уже недетский возраст, лихо маневрировал среди резной мебели.
— Кушать подано, господа! — отчеканил Матвей Сергеевич.
Оценив старания хозяина и приглашая жестом невидимых гостей, не менее торжественным тоном Апрель добавил веселья.
— Прошу всех к столу. Присаживайтесь… и, пожалуйста, не толкайтесь…
Матвей Сергеевич от души рассмеялся.
Расставив немногочисленные тарелки с угощениями, старик расположился в кресле напротив. Посматривая с хитринкой на Апреля, он открыл бутылку с французским напитком.
— Хороший коньяк с лимончиком вприкуску вдохновляет беседовать до утра. Хочу сказать, Апрель… Тебе уже двадцать пять лет. Это серьёзный возраст, сынок. Ничего, что я тебя так называю, сынок?
Апрелю отчего-то стало неловко. Старик будто хотел непременно угодить, словно проштрафившийся друг.
— Я благодарен вам за всё, Матвей Сергеевич. Разве ещё найдётся на Земле то место, где меня так ждут, где мне так спокойно и душевно. Вы самый близкий человек для меня. Каждое ваше слово на вес золота.
— Спасибо, Апрель, — вздохнул по-стариковски хозяин квартиры. — Ничего особенного я не делал. Просто выполнял свой соседский долг, если изволишь. Так вот, я, собственно, не о себе, я хочу поздравить тебя. Ведь мне тоже когда-то было двадцать пять, и я знаю, какой это важный рубеж в жизни. Давай выпьем за удачу и перемены, которые неминуемо ждут тебя в будущем.
Они дружно подняли бокалы с ароматно пахнущим коньяком, и благородный напиток через мгновение согрел изнутри.
— Спасибо за поздравления. Только о каких переменах вы говорите? Откуда им взяться? — прикусив дольку лимона, задал вопрос Апрель.
— Жизнь дарит немало сюрпризов, мой мальчик, — приподняв бровь, ответил старик. — Посмотри на себя. Взгляни на своих сверстников. В двадцать пять вы совсем ещё дети. Но кто знает, может быть, и тебя ждут метаморфозы, так сказать. Всё-таки непростая дата — двадцать пять лет.
— Вы правы. Моё поколение избаловано бездельем, — поддержал разговор Апрель. — Не знаю, каким вы были в мои годы, я только вижу вас в настоящем. Сколько лет мы знакомы? Лет десять, наверное. За это время вы совсем не изменились — даже, скорее, помолодели.
Апрель не лукавил и не льстил старику, сказав, что тот выглядит бодрячком. Матвей Сергеевич действительно создавал впечатление мужчины внешне пожилого, но знающие его люди, отмечали, что он совсем не болеет. А ещё, так же как и другие знакомые, Апрель поражался великолепной памятью и выносливостью соседа: он был эдаким сухощавым бычком, с посидевшими кудрями. Возраст человека хорошо читается по походке или, например, по желанию познакомиться с одной или двумя дамами сразу.
Матвей Сергеевич не мог представить свою жизнь без женского общества. Он часто путешествовал. Пару-тройку раз в год улетал в тёплые страны. Но пенсионный отдых с лежанием пупом к солнцу его совершенно не устраивал. Старик любил много и вкусно поесть, обожал шумные праздники с посещением молодёжных дискотек и будто юнец отрывался в ночных загулах.
Апрель несколько раз летал вместе с Матвеем Сергеевичем на побережье всем хорошо известной Турции, видя собственными глазами, как бодро и зажигательно, тот проводит время. Пользуясь природным обаянием и немаловажным финансовым превосходством, в сравнении с конкурирующими за знакомство с девушками молодыми людьми, Матвей Сергеевич в мгновение превращался в ловкого, обольстительного ловеласа, без видимого труда, пленяя длинноногих или совсем невысоких красавиц. Поразительно, но девушки влюблялись в него, несмотря на преклонный возраст. Матвей Сергеевич никогда не возвращался с вечеринок один, и всегда находилась та, с которой он приходил в свой шикарный номер; а на рассвете, молодая счастливица шептала ему: «Спасибо за прекрасную ночь, Матвей». Затем, позабыв об амурных приключениях, сосед Апреля как ни в чём не бывало, завтракал и смело отправлялся на пляж играть на песке в волейбол. После плотного обеда пожилой сорванец гонял мяч с босоногими турками на зелёной лужайке и даже забивал голы. Победив свой возраст, наступало время сытного ужина, а после снова в бой — на весёлую дискотеку.
Интересно, что вернувшись в Москву, Матвей Сергеевич бесконечно стонал, говоря, как он непомерно устал. Не стесняясь, жаловался на больные ноги и тревожился за шум в голове. Принимать за веру старческое ворчание не давали фотографии разудалого соседа и память о нескончаемых вечеринках в кругу соотечественниц или чернобровых гражданок других государств. В возрасте Матвея Фирсова люди способны плясать только под арфу или под губную гармошку, а уж о знакомстве с юными девами и говорить не приходится. Так что Апреля не провести. Бодрость духа и желание удивляться, дружно уживались в Матвее Сергеевиче вместе с наигранным ропотом и расчётливым умом.
Сегодняшний вечер тоже проходил достаточно живо, в дружеских беседах и воспоминаниях о молодости Матвея. Сосед весело рассказывал побасенки из своей, а, может быть, и не только из своей жизни. Апрелю, как всегда, нравилось слушать пожилого друга.
— Вы в отличной форме. Я хочу произнести тост, — сказал Апрель, наполняя бокалы. — За долголетие! За светлую голову и чистое сердце! За вас, Матвей Сергеевич!
— Ой, спасибо, дорогой! — воодушевлённый стандартными пожеланиями, ответил хозяин квартиры.
