ибо на правой — целых, не сломанных пальцев у него не осталось. Богато расшитые наряды купца из заморского шёлка были все в грязи да свежих багряных потёках крови, хлеставшей из свёрнутого набок носа, а дорогущий, украшенный крупными драгоценными каменьями золотой браслет валялся чуть позади, в нескольких шагах: попытка откупиться им от побоев лишь привела в ещё большее исступление его здоровенного мучителя. Обливаясь горючими слезами, полный торговец сам толком не мог понять, зачем пытается куда-то двигаться. Скорее, это происходило по инерции, да и теплилась всё же в его душе малюсенькая, совсем слабенькая надежда на то, что авось страшный палач отвлечётся на чего-нибудь, например, на посланное богами падающее небесное светило, да позабудет про свою жалкую жертву, ещё совсем недавно бывшую надменным, жёстким, самодовольным купцом из Варграда, занимавшим в своём княжестве одно из уютных, тёплых местечек в верхушке местной пищевой цепочки.
Вся охрана лавочника, как и сопровождающие его слуги, лежали рядом, мордахами вниз, со скрещёнными ладонями на затылках, напротив местного кабака «Дубрава», откуда их всех недавно споро и выкинули за пояса да шкирки нагрянувшие столь нежданно-негаданно суровые столичные гости. Как такового боя не было и в помине: заявившаяся из Мирграда сотня мрачных витязей походя погасила в зародыше любое сопротивление купеческих обережников, набранных на этот раз, прямо скажем, не из самых доблестных ратников серого воинства, просто смяв их количеством.
Савросий, так до конца ещё и не оправившийся в финансовом плане от потери содержимого двух под завязку гружённых восточными товарами судёнышек, утраченного им во время недавнего противостояния Варграда с Мирградом, в этот раз решил сэкономить на бойцах, поступив, как, по крайней мере, казалось ему самому, вполне себе мудро: зачем нанимать втридорога качественных, матёрых воителей? Супротив реального ворога они не спасут, как торговец уже убедился при прошлом своём визите в Дубкино, а чтобы отбиться от каких-нибудь тощих, вооружённых чем попало разбойников, достаточно и разношёрстной низкооплачиваемой бранной силы, которой можно отстёгивать столько, сколько хватает лишь на еду, выпивку да женщин наилегчайшего поведения из придорожных кабаков.
Не оттого ли три с половиной десятка нанятых ватажников, как вскоре выяснилось, за купца погибать не особо-то и торопились, сопротивление оказав лишь номинальное значительно превосходящему их численно противнику. Потому подавляющее большинство из них было до сих пор живо, наряду с челядью лавочника разлёгшись недалече на животах, вынужденно глотая при этом пыль дорожную. Варградцы сразу поняли, что у дружины Святослава нет цели вырезать их всех под корень; им нужен лишь хозяин, которого никто из его же собственной охраны не любил и не уважал за банальную скупость да сварливость. «Что ж, не повезло тебе, купчишка! Нас только за собой к Перуну в чертог не тяни, мы ещё здесь не нагулялись!» — примерно такие мысли кружились в голове у людей Савросия, без всякого сочувствия, а где-то даже и со скрытым злорадством слушавших раздающиеся на всю округу жалобные вопли спесивого торговца.
Месяц август вступил в свои законные права, забирая прочь невыносимый июльский зной и принося долгожданную прохладу на земли Мирградского княжества. Хотя бы по ночам. Пурпурное солнце не спеша закатывалось за дымчатый горизонт, а белогривые облака высоко в голубых небесах, гонимые стремительными порывами ветра, всё так же продолжали складываться в причудливые, узорчатые фигуры, когда в Дубкино нагрянули трое приятелей. А вместе с ними и сотня бравых молодцев, коих Святослав велел взять с собой Яромиру, Ратибору и Мирославу, чтобы при встрече гостей с Севера, кои вскоре ожидались тут же, представительство Мирграда выглядело более-менее солидно.
Прибыв за день до каравана Савросия, дружина витязей расположилась в окрестной дубовой рощице, дабы не смущать местных и не спугнуть ненароком «волчьих» торговцев, которые наверняка на берег бы сходить и не подумали, коль лицезрели бы со своих лоханей ватагу ратников, поджидавшую их на суше явно не для того, чтобы простоквашей с мёдом угостить. Правда, жители Дубкино прознали, конечно же, практически моментально о затаившемся недалече отряде воинов, но отнеслись к этому с пониманием, благо недоверия дружина Святослава ни у кого не вызывала. И даже наоборот, чувство глубокого почтения да уважения испытывали все те, кто не преминул сходить да поглазеть любопытными зенками на столичных витязей, непременно прихватив с собой различных вкусностей вроде крынки молока с караваем хлеба, кувшинчика-другого свежей ряженки со сдобными сладкими ватрушками аль корзинки только-только запечённых на углях зубастых щучек. Ну а некоторые, особо ретивые да сердобольные, и по доброму румяному, аппетитному поросю целиком приволочь умудрились. Лукошкам же с малиной, земляникой, морошкой, красной и чёрной смородиной да зеленью разнообразной наподобие щавеля, лучка с петрушкой и укропом числа не было. Ну и куда уж без плетёнок с кабачками, помидорками да огурчиками. С пустыми руками ибо негоже к дружинникам самого владыки всех земель окрестных соваться: свои же потом засмеют да застыдят.
Князя любили и даже боготворили в Дубкино, так как при его правлении здешняя деревушка разрослась и расцвела особенно пышно, а население местное значительно увеличилось, при этом отнюдь, мягко говоря, не бедствуя, ведь перевалочный пункт для торговцев всех мастей, статус которого утвердил за посёлком Святослав, приносил стабильный и щедрый доход подавляющему большинству тамошних обитателей. Ну а поборами тяжкими правитель Мирграда никогда не гнобил подданных, так чего же жителям погоста не отблагодарить, кто чем может, дюжих витязей своего обожаемого властителя? Пожалуй, только трактирщик Ефласий, хозяин «Дубравы», поначалу казался несколько недовольным, боясь в первую очередь того, что родное заведение с землицей сравняют, выковыривая оттудова купца с его холуями. Но объёмный кошель с серебром, небрежно брошенный Яромиром с утреца, в день прибытия Савросия, на столешницу перед кабатчиком, мигом смахнул с лица Ефласия хмурое выражение, заставив того смущённо бормотать, помимо слов благодарности, что-то вроде: «Ай, да и пёс с ним! Всё равно собирался ещё один постоялый двор строить, попросторнее…»
Ратибор с Мирославом же, памятуя о прошлом своём визите в Дубкино, заглянули утром к старосте Волонию, приземистому старику примерно семидесяти лет от роду, уже начавшему с годами терять чувство реальности, и поинтересовались у того, нет ли каких письмишек странных из Мирграда, адресованных купцу Савросию? Волоний, гордо выпятив седую грудь, высокомерно молвил, что послание имеется, да только от самого князя Святослава оно, и велено передать лично в загребки прибывающему торговцу, обязательно ещё до спуска на берег, то есть сразу как причалят. Ни на каких условиях вредный старец не соглашался отдать весточку в руки двум приятелям, упрямо заявляя, что данная честь владыкой
