самый молодой из делегации и, размахивая над столом председателя шапкой, заговорил:
— Панский двор, если знаете, в Новиках у нас есть...
— Ну?
— ...Так вот же во дворе том коммуну хотят сделать...
— Ну?
— ...А оно нам и не совсем как будто подходит.
— Что?
— Ну, да эта самая...
— Коммуна?..
— Не то чтобы коммуна, а земля, что идет под коммуну.
— Земля испокон веку наша, как мы и отцы наши есть вечные местные жители,— поддержал крестьянина Лукаш.
— Ну и что?
— А то, товарищ председатель,— говорил далее молодой делегат,— что мы воевали и до этого век свой страдали за эту землю, чтобы иметь ее, значит. Не поели сытно, не погуляли, не вышли в праздник по-человечески... Эта земля — единственное спасение наше, а они пришли, неизвестно кто, заняли...
— Так вы землю хотите?
— Ага, землю, известно, землю...
— А как же коммуна?
— И коммуна пускай, если так уж, но чтобы по закону. Панская земля всем нам поровну, а на своей части они пускай себе и коммуну делают или хоть черту лысому пускай ее отдадут.
Председатель молчал, что-то чиркая пером по бумаге. Тогда Лукаш стал ближе к столу, наклонился к председателю, чтобы подсказать ему, что написать в бумаге Новиковскому сельсовету. Наклонился и заговорил:
— Мы делегацией пришли, от всех, значит. Землю пускай сельсовет или волость по душам возьмет, сколько кому, и поделит...
— Закона такого нет, чтоб у коммуны отнять землю,— сказал председатель.
— А у нас отнять, разве есть такой закон? — заперечил Лукаш.— И кто ее за коммуной этой закреплял? Какой закон?
— У вас не отнимали, это же имение.
— А имение чье? Мы на ней, на земле этой, на пана работали, кровью и потом своим кормили ее, так тогда никто не видел, а теперь хозяева!.. Закон такой, товарищ председатель, должен быть, что земля всем малоземельным и безземельным.
— А кто там у вас в коммуне?
Делегаты заговорили все вместе.
— Да всякие там сошлись.
— Каскевичев Ян из солдат да еще такие...
— Родственников всех своих собрал...
— И если бы хозяева, а то испортят землю. Земля любит, чтобы у нее брать и чтобы ей давать.
— И всю землю они взяли?
— Оно сколько той и...
— Всю, всю начисто. Если бы свою часть только, а то всю...
— А может, вы бы с ними помирились, а?
— Без приказа вашего ничего не будет, они не мирятся.
Председатель обмакнул перо в чернила и начал писать.
— Я напишу, чтобы сельсовет в трехдневный срок законно урегулировал этот вопрос с землею, на которую вы претендуете... Вот. Сельсовет разберется и сделает все по закону.
— А как? — спросил молодой.
— А так,— председатель впился взглядом в того, кто спросил.— Раз по закону, так чтобы ни коммуны не обидеть, ни вас. Законы, братец, не для шуток пишутся. С законами тебе не шутки...
Председатель подписался на бумажке и довольно улыбнулся.
— Если бы не закон, вы бы покалечили друг друга из-за этой земли, а так по закону разберем и все...
— Вот мы и пришли просить, чтобы по закону сделали нам.
— Мы не какие-нибудь там,— добавил Лукаш,— мы век свой по закону жили...
Лукаш взял у председателя бумажку и, простившись, ушел из кабинета. Ушла и вся делегация. На дворе делегаты долго совещались между собой. Лукаш что-то объяснял остальным. А в тот же день, под вечер, под поветь, где Каскевич Ян осматривал старые поломанные повозки, пришли председатель Новиковского сельсовета и двое понятых. Председатель был пьян. Слегка выпили и понятые.
Не здороваясь, председатель сел на завалинку возле хаты, вынул из кармана бумажку, принесенную ему из волости, и позвал Каскевича. Каскевич, держа в пальцах загвоздку, вышел из-под повети.
— С чем пришли? Что хорошего скажете? — спросил он.
— Ты все хорошего хочешь? — откликнулся председатель.— А что если мы плохое скажем?..
— Меня и плохое не испугает.
— Да что там,— вмешался в разговор один из понятых,— ни с хорошим мы, ни с плохим, а с законом пришли...
— Ага, у меня вот приказ,— председатель показал бумажку.— Это чтобы я сам и по закону разобрался в земле панской. А закон такой: как всей земли пахотной шестьсот, а нас сто семнадцать, так вот и понимай, сколько вам, а сколько нам... — Он хитро подмигнул.
Из хаты вышел старый крестьянин — коммунар Дыбун. Он прислушался к разговору.
— А по какому закону это так выходит? — спросил Каскевич.
— По советскому. А ты здесь безо всякого закона сел.
— Покажи бумажку, кто ее так написал?
— Бумажки я тебе не покажу, она мне написана, официально, чтобы я собственноручно урегулировал этот вопрос. И я урегулирую его.
— Ну, это посмотрим. Так, как ты хочешь,— не будет. Земля коммуны, а что сегодня мало у нас еще семей, так это не факт, завтра может стать больше... Да такого и закона советского нет...
— Не знаешь, так не болтай, а я свое по закону сделаю.
К председателю подошел Дыбун, наклонился к нему.
— Какой ты законник, сучий ты сын! Нализался самогону, как кот сметаны, да еще законы наводишь? Ишь!..
Председатель глянул на Дыбуна посоловевшими глазами и поднялся с завалинки.
— Ты что ж это? — сердито спросил он.— Ты меня собакой обзывать? В тюрьму пойдешь за это! — помахал пальцем перед лицом старика.— В тюрьму за оскорбление во время исполнения служебных обязанностей! Я тебе это официально говорю! Я акт напишу!..
— Я тебе напишу, сучий ты сын, акт! Вот как возьму палку да как начну писать, мать свою не узнаешь. Гони его отсюда,— обратился Дыбун к Яну,— что ему здесь надо?..
Обиженный председатель сердито кричал, махал у старика перед носом бумажкой и подзывал к себе понятых. Понятые стояли молча, ждали, что будет.
— Я сделаю,— кричал председатель,— как мне приказано. И я вам запрещаю постольку поскольку пахать, раз вы идете против закона... чтобы не пахать мне, потому что я в волость донесу на такое, я вам покажу еще как означать!..
Понятые, сбитые с толку пьяными рассуждениями и криками председателя, отошли в сторонку, о чем-то беседовали между собой. Председатель все еще стоял у завалинки, махал рукой, в которой держал бумажку, и