зайти как угодно далеко. Ее поведение хорошо описал Тацит, цинично заметив, что она не стала бы сильно страдать от утраты целомудрия, если бы это усилило ее власть.
В Риме жил человек по имени Пассиен Крисп, женатый на еще одной золовке Агриппины Домиции (сестре Домиции Лепиды). Этот Пассиен Крисп считался одним из самых богатых людей в городе. Если бы только Агриппине удалось завоевать его любовь, она получила бы не только необходимые ей деньги, но и поквиталась бы с золовкой, которую не любила всем сердцем. Агриппина принялась за дело, стараясь заполучить желанного Криспа. По мере того как она старалась соблазнить его, в глубинах ее холодного сердца разгорался жаркий огонь честолюбия, который этот мужчина мог принять за страсть к нему, что, вполне возможно, разожгло ответную страсть с его стороны. В конце концов, быть любимым принцессой из дома Юлиев кое-что значило.
По приказу Агриппины Крисп развелся с взбешенной Домицией и женился на соблазнительнице. Однако довольно скоро, после того как он написал завещание, оставляя ей свое огромное состояние плюс к тому, которое досталось ей от Агенобарба, он загадочным образом умер, и Агриппина, вкрадчивая и невозмутимая, смогла снова появиться в римском обществе как самая влиятельная и, вероятно, самая богатая дама на земле, за исключением ее племянницы императрицы Мессалины и бывшей императрицы Лоллии Паулины, разведенной жены покойного императора Калигулы, славившейся как богатейшая женщина в мире. Все, конечно, говорили, что Агриппина отравила Криспа, чтобы расчистить путь для более достойного жениха, но теперь она облачилась в доспехи из надменной холодной благопристойности, и стрелы скандала не могли ее ранить.
Еще до конца 41 года Мессалина нанесла первый удар в своей войне с Агриппиной. Опасаясь, как уже было сказано, что однажды сын Агриппины может предъявить свои претензии на трон в ущерб ее сыну – по закону, титул императора не передавался по наследству, – она предприняла шаги по его физическому устранению. Несмотря на то что Мессалина была еще совсем юной и занимала место императрицы всего несколько месяцев, она уже познакомилась с обычаями и привычками императорской семьи и знала, что если какое-то лицо не представлялось возможным казнить официально или вынудить совершить самоубийство, то прибегали к дворцовым убийствам.
Однажды, когда Нерон спал в своей кроватке, некие люди, скорее всего нанятые императрицей, спрятались поблизости и попытались задушить его. Однако шаги его матери спугнули их, и они убежали. Позднее обнаружилось, что кто-то (вероятно, его няня) положил под подушку мальчика магический оберег в виде змеиной кожи, Агриппина же была достаточно суеверна и приписала спасение сына его действию.
Однако у змеиной кожи имелось еще одно оккультное свойство. Согласно народным верованиям, она обеспечивала своему обладателю великую честь, которую он получал посредством пожилого человека, поскольку считалось, что, меняя кожу, змея возвращает себе молодость и силу.
С того времени Агриппина тешила себя мыслью, что в будущем Клавдий, который был уже немолод, окажет эту великую честь ее мальчику. Она заказала из этой змеиной кожи браслет и велела Нерону носить его не снимая. Но несмотря на это, продолжала опасаться за безопасность сына, как и за свою собственную. Следующий шаг Мессалины подтвердил, какой страшной опасности они подвергались.
Как уже было сказано, по велению Клавдия младшая сестра Агриппины Юлия Ливилла тоже вернулась из изгнания. Однако эта молодая женщина из того же выводка, что и Калигула, была уже в ранней юности сбита с толку собственным братом и с его подачи меняла одно увлечение за другим. Теперь, снова оказавшись на свободе и во дворце, она очень быстро втянулась в очередные любовные интриги, соперничая с самой молодой императрицей, которая быстро сменила материнские чувства, возникшие с недавними родами, на чувства совсем иного рода.
В это время Агриппина очень заинтересовалась философом Сенекой, и, по-видимому, их вместе с Юлией часто видели в его компании, что неудивительно, поскольку он был галантным мужчиной, весьма заметным в обществе. Внезапно Мессалина, будто желая предупредить Агриппину, устроила так, что Юлию обвинили в неподобающих отношениях с Сенекой. Озадаченный император, находившийся полностью под каблуком жены, нехотя издал приказ о ее повторной высылке из Рима, а Сенеку отправил в изгнание на дикий остров Корсика. Спустя несколько недель несчастная девушка была убита.
Для Агриппины это наверняка был страшный удар. Она почувствовала, что будет следующей, поскольку из главной юлианской ветви она и ее сын остались последними, а страх Мессалины перед возможным будущим соперничеством был гораздо сильнее родственных чувств Клавдия, да и ее воля была куда тверже, чем его. Очевидно, что единственно возможная линия поведения для Агриппины, которая по-прежнему была не замужем и не имела большого числа друзей, сводилась к тому, чтобы вести себя как можно тише и покладистее. Как следствие, ближайшие несколько лет не сохранили никаких упоминаний о ней. Сознавая, какой смертельной опасности подвергается ее жизнь, Агриппина, видимо, удалилась от общества, посвятив себя воспитанию сына. Но даже это она была вынуждена делать так, чтобы не бросаться в глаза.
Агриппина не отличалась особенно большим умом, но всегда была в курсе общественных настроений. Она понимала, что народ сыт по горло развращенностью высшего общества и что он хотел бы вернуться к старым нормам морали. Она ясно видела, что люди не намерены и дальше терпеть поведение таких, как Калигула, и сознавала, что действия Мессалины в отношении Юлии Ливиллы были циничной попыткой продемонстрировать изменение нравственной атмосферы двора и одновременно ударом, нанесенным из личной вражды. Однако теперь имя самой Мессалины обрастало плотным кольцом скандалов, и с годами число возмутительных ситуаций, в центре которых оказывалась императрица, лишь множилось. Количество мужчин, совращенных ею с пути добродетели под носом слабого любящего ее мужа, уже стало притчей во языцех. Агриппина, наблюдая за ходом событий, видела, что из-за нежелания замечать выходки этой глупой упрямой женщины император был готов лишиться последних остатков своей популярности.
В результате Агриппина приняла решение, действуя прямо и не отклоняясь от намеченной цели, воспитать своего сына как второго Августа, лидера нравственной реформации, которая вслед за очевидным и неотвратимым крахом существующего порядка с триумфом возведет его на трон. Следуя своим амбициям, она не согласилась бы на меньшее. Ее сын должен стать следующим императором, если только Клавдий проживет достаточно долго, чтобы дать Нерону вырасти и стать мужчиной. Старательно и даже жестко Агриппина готовила своего сына к роли будущего реформатора. Она полностью контролировала его жизнь и в то же время обращалась с ним так сурово, что породила в нем благоговейный страх, который он
