class="p1">Один из первых актов Клавдия – он вернул из изгнания своих племянниц: Агриппину и ее сестру Юлию Ливиллу, а также коневода Софония Тигеллина, обвиненного в любовной связи с обеими.
Глава 3
Детство Нерона, 41–48 годы. Борьба между его матерью Агриппиной и императрицей Мессалиной. Характер императора Клавдия
Полтора года Агриппина провела в мучительном изгнании, каждый день ожидая, что получит от брата страшный приказ покончить с собой. Каждый день она жила единственной надеждой дожить до следующего утра, потому что в любой момент кто-нибудь мог донести ему – и не важно, правда это или ложь, – что она поддерживает связь с одним из многочисленных людей, которых подозревали в подготовке заговора с целью свержения императора, или что она проклинала его, или что желала ему смерти. Любая история подобного рода, рассказанная кем угодно, например каким-нибудь недовольным слугой, – и ей пришел бы конец. Малейшее слово, брошенное в гневе и переданное рабом или солдатом, жаждущим поощрения, могло привести к появлению на ее пустынном острове офицера с приказом императора, что она должна вскрыть себе вены и истечь кровью, как это обычно бывало. Множество людей получали такие приказы от Калигулы, а до него от Тиберия, и у Агриппины не было никаких причин ждать, что она этого избежит.
Поэтому, когда один из посланцев, прибытие которых каждый раз вызывало у нее ужас, привез известие об убийстве ее брата, восхождении на трон ее добродушного дядюшки Клавдия и ее возвращении в Рим, ей, должно быть, показалось, что черная туча неминуемой гибели чудесным образом рассеялась и небеса озарились ослепительным светом. На тот момент Агриппина была двадцатипятилетней и довольно красивой женщиной. Ее квадратный подбородок и твердый изгиб рта смягчали широко поставленные глаза и шелковистые волосы, разделенные прямым пробором, которые спускались низко на лоб и, прикрывая уши, были стянуты сзади на шее. С учетом той радости и облегчения, которые она испытывала, Агриппина наверняка выглядела блестяще, когда предстала во дворце перед Клавдием, а прием, который он оказал ей, несомненно, был самым доброжелательным. Клавдий всегда любил свою племянницу. На самом деле, когда он находился с ней в Антиуме сразу после того, как она родила Нерона, ей предлагали дать мальчику имя Клавдий. Но в то время Агриппина пренебрегла этим предложением, поскольку Клавдий был никем, и никто не мог подумать, что однажды он станет императором.
Однако встреча Агриппины с новой императрицей едва ли могла быть сердечной, даже если принять во внимание вечное лицемерие, с которым женщины приветствуют друг друга. Как уже было сказано, красавице Мессалине едва исполнилось семнадцать, и она только что стала матерью мальчика, злосчастного Британника. Она еще не могла до конца поверить в свою счастливую звезду, сделавшую ее хозяйкой Римской империи. Все еще ощущая свое положение, как прекрасный, но нереальный и ненадежный сон, она с большой вероятностью могла увидеть в появлении Агриппины вторжение в ее сказочное счастье грубой пугающей реальности.
Эта вернувшаяся с того света изгнанница странным образом являлась ее племянницей и одновременно теткой – была дочерью самого боготворимого римлянами героя, Германика, и, кроме того, потомком великого Августа, а значит, представительницей обоих домов – и Юлиев, и Клавдиев, в то время как ни Мессалина, ни Клавдий не могли похвастаться такой родословной. Агриппина, будучи еще молодой, красивой и вдовой, могла в скором времени найти себе нового мужа, который, благодаря достоинствам жены, мог стать соперником Клавдия, человека настолько недалекого, что от него трудно было ожидать длительного удержания императорского трона. Более того, у Агриппины был сын, маленький Нерон, который со временем непременно стал бы соперником сына Мессалины Британника.
Первым вопросом, который задала Агриппина, наверняка был о Нероне. И поскольку Клавдий и Мессалина могли ответить лишь, что он жив и находится на попечении матери последней Домиции Лепиды, Агриппине вскоре предстояло обнаружить, с каким пренебрежением к нему относились. Таковы были на тот момент возможные причины серьезной вражды, возникшей между двумя женщинами. Далее мы увидим, как развивалась эта вражда.
Из дворца Агриппина поехала в дом своей золовки Домиции Лепиды и ужаснулась, увидев, в каком состоянии находился трехлетний Нерон, предоставленный заботам вышеназванных танцора и парикмахера. Несчастный рыжеволосый малыш, недокормленный и нелюбимый, испытывал на себе все «прелести» той жалкой благотворительности, которая так часто выпадает на долю бедным родственникам. С внуком Германика, потомком божественного Августа обращались как с нищим! В сердце Агриппины вспыхнул небывалый огонь. С этого момента, как представляется, ее самообладание, честь и показное моральное отвращение, которое вызывал в ней образ жизни Калигулы, стали прикрытием жестокой, расчетливой, беспощадной ярости, не знающей аналогов, за исключением поведения самки, защищающей своего детеныша.
Чтобы вернуть своего ребенка в нормальное состояние, Агриппине нужны были деньги – много денег, горы денег. Любой ценой она должна была добыть их. Когда Калигула приказал ей ехать в изгнание, она продала с аукциона все свое имущество и быстро растратила деньги. Ее дом, мебель, драгоценности, рабы, лошади – она продала все и теперь обнаружила, что земли ее мужа захватил оставшийся живым его брат и что ее сын лишился своего состояния.
Конечно, она обратилась к своему дяде Клавдию, чтобы вернуть утраченное наследство, и он вернул ей часть земель Агенобарба. Но этого оказалось недостаточно. Агриппина хотела быть второй по богатству после императора, и не только ради себя, но также ради своего сына и ради чести дома Юлиев. Любовь к деньгам была их фамильной чертой. Ее брат Калигула любил кататься по огромным грудам золота в своей сокровищнице, чтобы чувствовать, как монеты прижимаются к его телу. Он снимал обувь, чтобы ощутить, как ноги проваливаются в золото. Подсознательным импульсом таких проделок являлось то огромное удовольствие, которое он получал от обладания этим богатством. Но если ему нравилось расточительно тратить деньги: подбрасывать монеты в воздух, чтобы их ловили его рабы, осыпать золотым дождем людские толпы, то Агриппина была деловой женщиной. Она никогда не проявляла ни щедрости, ни расточительности и была по-купечески бережливой и скупой. Она познала, что такое нужда, и понимала, какую власть дают деньги. Они были нужны ей отчаянно и именно сейчас, чтобы удовлетворить свои амбиции.
Помимо этого, не следует забывать, что в ее жилах текла кровь, которая в случае ее брата привела ко всем мыслимым преступлениям. И хотя ужас перед его деяниями превратил Агриппину в один из столпов старой школы простоты и добропорядочности, краеугольным камнем которой был ее прадед Август, ради достижения своей цели она была готова
