нему трудно.
Игорёк и Лёня только понимающе переглянулись — они знали о моей сверхсрочной службе у дяди Мити.
…Вот и Проход. Уходим по его песчаному берегу туда, где даже от самого шустрого и настырного зеваки успеем спрятать то, что мы сейчас должны внимательно рассмотреть.
Вынимаю это из сумки, разворачиваю, осторожно раскладываю на песке.
Никаких сомнений — когда-то это было частью ковра. Ковра, которому… Ну, пусть, и не тыща лет, но и меньше ненамного. Только века могут быть так безжалостны к известным своей стойкостью ковровым краскам.
Лёня спрашивает:
— А как эта штука оказалась у дяди Мити?
— Однажды к нему в мастерскую пришёл очень старый казах и попросил разобраться — что же изображено на этом куске ковра. Дядя Митя отпихивался от этой показавшейся ему идиотской просьбы, но тот аксакал не отступал от него: ты единственный художник в городе, только ты можешь понять, что тут изображено. Не выдержав, дядя Митя замахнулся на него клюкой, и тогда старик вынужден был сказать, почему он так настойчив. Уходя, аксакал оставил этот кусок ковра у дяди Мити, умоляя его подумать над тем, как расшифровать изображённое на нём. Это было несколько лет тому назад, и дядя Митя точно знает, что тот казах уже умер. Но и от его имени в мастерскую художника никто так и не пришёл. Да и было ли кому прийти.
Игорёк не выдерживает:
— Ну, а тайна? Тайна-то здесь какая?
Я оглянулся по сторонам и тихо сказал:
— Тот, кто отгадает заключённую в этом куске ковра загадку, найдёт огромный клад. Казахи называют его — Золотой Казан…
Замолкаем на какое-то время, ещё и ещё раз внимательно оглядываясь вокруг.
Тут и любой другой задал бы тот же вопрос, что и Лёня:
— А почему же дядя Митя за всё это время так и не попытался сам отгадать эту загадку?
Спрашивал я осторожно об этом дядю Митю и, по-моему, правильно передал товарищам смысл его скупого ответа: главный интерес в жизни не в том, чтобы удовлетворять свои желания, а в том, чтобы их иметь; а он уже давно не имеет никаких желаний.
У нас желания искать клады было — хоть отбавляй.
Внимательно рассматриваем доставшуюся нам тайну. Вырезали эту часть ковра варварски, не заботясь, чтобы полученный кусок был правильной фигурой. Кривобокая трапеция какая-то вышла. И края такими неровными могли получиться только тогда, когда резали впопыхах.
Очевидный вывод первым озвучил Лёня:
— Так кромсать ковёр можно только тогда, когда через минуту-другую тебе — секим-башка, и надо быстрее уносить ноги.
Игорёк соглашается:
— Видать, с целым ковром от опасности было не уйти, вот кто-то и вырезал самую ценную для себя часть.
Вношу свой скромный вклад в наши дедуктивные упражнения:
— Вырезать-то он успел, а вот успел ли уйти от погони?
Попытаться создать цепочку событий, в результате которых этот кусок старинного ковра оказался у аксакала, гостя дяди Мити? Ну а что нам даст даже самый красивый и самый правдоподобный сюжет? И какой толк в том, что мы знаем, в чём ценность этого куска ковра, и даже как называется эта ценность. Хоть в сотню самых зорких глаз смотри, а не только в шесть, а изображения заветного крестика с надписью — «Ищи здесь» — тут, конечно, не увидеть. В том-то и заключалась тайна, обладателями которой мы стали — что в этой части ковра указывает на место захоронения Золотого Казана.
Фон выцвел настолько, что и не скажешь, какой у него изначально был цвет. А если и был какой-то орнамент, то он уже почти слился с фоном. С трудом просматривались какие-то извилистые тёмные линии по всему периметру этого кривобокого уродца. Частью художественного орнамента эти линии быть не могли. Никакой гармонии в их начертании и во взаимном расположении. Все разной формы и длины. Одна с другой нигде не пересекаются. Что могли обозначать такие извилистые отрезки в те давние времена, когда ткался ковёр? Если эти странные линии — не элементы орнамента, значит, они ткались с другой целью. Ни одна не была перерезана тем варварским кромсанием. Такое впечатление, что и вырезали эту часть ковра ради сохранения вот этих линий. Могли они быть, например, обозначением каких-то дорог?
Искупались для прояснения мозгов.
…Допустим, эти линии обозначают дороги. А где искать те дороги на современной карте? Ведь меридианы и параллели на этом куске ковра не обозначены, и никаких других ориентиров, чтобы привязать эти дороги к современным картам, тоже нет.
Пожалуй, если очень захотеть, то всё-таки можно всякое разглядеть на этом огрызке ковра. Мало ли чего можно разглядеть хоть в каких линиях, если пофантазировать. Я, например, если захочу, то на обоях стен в нашей квартире не только казан отыщу, но и любую другую тару для кладов.
Не один раз освежали тела и головы в воде, но так и не могли понять — что же означают единственно заметные на этом куске ковра знаки — эти извилистые линии.
…Ну, а если всё-таки очень захотеть и увидеть другие знаки? Есть тут в одном месте три тёмные точки? Или это была одна точка, а время разъело краски и теперь кажется, что их три?
Лёня решительно начал двигаться в этом направлении:
— Хорошо, предположим, эти точки нам не мерещатся. Что они могут обозначать?
По очереди выдвигаем свои версии:
— Три рядом стоящих дерева?
— Три рядом лежащих камня?
— Три могилы?
— Караван-сарай с названием — «Три ишака», — первым начинает зубоскалить Игорёк.
Заключили, что неудобней всего было бы копаться в древних могилах. Наказуемо это. Вон, группа любознательных англичан в начале века проигнорировала такое табу — и поплатились за это! Покопались дяденьки в усыпальнице Хеопса — и потом один за другим отправились к Аллаху отчитываться за своё святотатство.
… Хорошо, пусть эти три точки тоже вытканы с каким-то умыслом, но пока мы не поймём, что это за дороги такие, то и не от чего будет плясать — ни к камням, ни к деревьям, ни к
