отслуживший тридцать лет в армии, – но нахожусь в небольшой панике». Шарлотта с шестой дорожки говорит: «На этой земле творится что-то ужасное». Обычно невозмутимая Фелис говорит, что на этой неделе подумывает о том, чтобы провести дополнительную мессу, «на всякий случай». «На случай чего?» – уточняет Элис. Пловчиха на боку Одри говорит, что слышала, не под запись, от авторитетного источника, близкого к управлению бассейном, человека, которого информируют ежедневно, если не ежечасно (лучшая подруга жены директора, Пэм), что кластер на самом деле «намного страшнее, чем нам сообщается». Бассейн может развалиться в любой момент. Кто-то другой говорит, что слышал от столь же авторитетного источника, чью личность, по соображениям конфиденциальности, он предпочитает не раскрывать («Назовем ее просто Икс»), что кластер был искусственно «срежиссирован», чтобы удивить и запугать нас. «Это тест», – говорит он. Шепчутся о неправильно оформленных разрешениях, халтурных ремонтах, сфабрикованных актах проверки, проигнорированных повестках, сонных инспекторах, накофеиненных гидрологах, неоплаченных аудиторах, слишком дружелюбном визите хорошо одетого лоббиста («Шери») из Института хлора и о том, что где-то наверху, в крошечной коморке без воздуха на много этажей над нами, трио пьяных статистиков до поздней ночи перебирают цифры. Пусть верхним порогом слома будет… пять!
В течение месяца кластер не увеличивается и не уменьшается, а остается как есть, безвредно зависая в классическом «режиме ожидания», который, по прогнозам Синтии Грили, главного эксперта по деградации окружающей среды Института геологии и геофизики, может быть очень долговечным. «Время на вашей стороне». Но не успели мы успокоить себя мыслью о том, что кластер, возможно, окончательно исчерпал свой ресурс – «Все закончилось!» – как в глубокой части бассейна начинают появляться новые трещины. Некоторые из них толще своих предшественников, с более темной сердцевиной и менее ровными краями, другие выглядят странно вздутыми (хотя, конечно, напоминаем мы себе, они находятся под водой). А некоторые из них – целый квартет трещин, тихо расцветающих в тени прыжкового трамплина в середине шестой дорожки («У нашего кластера есть свой кластер», – говорит умник Стэн) – выглядят потрепанными и неряшливыми, слегка ненормальными, некоторые даже скажут, безумными. Тем не менее, мы все еще «далеки от того, чтобы назвать их стремными». И хотя многие из нас подозревают, что мы наблюдаем зарождение более сильного и агрессивного «второго поколения» трещин, которые обладают гораздо более мощным потенциалом доминирования и размножения, эксперты уверяют нас, что, несмотря на видимость обратного – «Не обманывайтесь иллюзией их жизнеспособности», – предупреждает инженер по разрушению водных форм Клиффорд Хван, – эти новые трещины необычайно инертны и, как ожидается, не причинят нам никакого вреда в течение всего срока службы бассейна.
В реальной жизни, на суше, мы становимся еще тревожнее, чем обычно. Мы теряем ключи. Мы забываем оплачивать счета. Мы не можем вспомнить пароли. Мы не причесываемся. Мы опаздываем в офис. Мы не можем сосредоточиться на работе. В середине разговора мы иногда встаем и уходим. У меня переучет. Начальство нами недовольно. Мы меньше нравимся окружающим. Наши друзья начинают избегать нас. Наши партнеры справедливо обвиняют нас в рассеянности и зацикленности на себе. «У тебя есть кто-то другой?» – спрашивают они. Они приказывают нам «перестать хандрить» и выйти из дома. Иди поплавай! И в три часа ночи, когда они лежат рядом с нами и мирно дремлют, мы просыпаемся в холодном поту, щеки горят, зубы стиснуты, сердце колотится, а в голове роятся вопросы: сколько еще дорожек нам осталось? Сто? Тысяча? Шесть? Девяносто четыре? Хоть кто-нибудь может нам сказать?
Сначала объявляют, что ежегодная августовская профилактика продлится вместо десяти дней две недели, потому что нужно осушить бассейн и внимательно изучить ситуацию с трещинами. Мы вздыхаем с облегчением. У них все под контролем. Затем сообщают, что бассейн будет закрыт не на две, а на три недели, потому что нужно заменить сломанные подводные динамики и провести дополнительные ремонтные работы. И мы киваем: «Ладно, ладно, это всего лишь небольшой ремонт». (Но при этом где-то в глубине души думаем: какие подводные динамики?) Затем уведомляют, что бассейн откроется только первого сентября, так как нужно перекрасить линии дорожек и установить новую технологию всасывания. И тут мы уже не можем не спросить себя: от нас что-то скрывают? Наконец однажды рано утром на доске объявлений под часами появляется небольшое рукописное послание, информирующее нас о том, что результаты расследования будут объявлены на экстренном «общем собрании» на трибунах во второй половине дня в четверть третьего. Присутствие не обязательно, но «настоятельно рекомендуется» всем посетителям бассейна.
«…но после исключения всех возможных гипотез, – заключает директор бассейна, – инспекторы пришли к выводу, что причина кластера может быть никогда не найдена». «Наше главное объяснение? – говорит ведущий следователь Карен Любофски. И качает головой. – А ничем. У нас закончились варианты». Специалист по подземным сооружениям и член Совета общественной безопасности Крис Мендоза призывает нас «принять необъяснимость» и жить дальше. «Потому что в этом мире есть вещи, – объясняет он, – которые просто невозможно объяснить». «По сути, – говорит директор, – мы в тупике». Кластер может исчезнуть завтра или продолжить коварно распространяться, расширяя свою зону влияния и простираясь на восток в сторону почтового отделения и на юго-запад вдоль верхнего края ухоженной лужайки перед домом Де Лоренцо, или расти так медленно, что никогда не причинит нам никакого вреда. Но поскольку невозможно с уверенностью предсказать, по какому из этих двух сценариев пойдет развитие кластера неизвестной этиологии, руководство бассейна из предосторожности решило предположить самое худшее – прогрессирующее и, возможно, экспоненциальное расширение, ведущее к реальной катастрофе и обрушению. «И поэтому, ради безопасности как пловцов, так и персонала, с трех часов дня в последнее воскресенье августа бассейн будет закрыт навсегда. Всем спасибо, – говорит нам заместитель директора, – все свободны». Вот так вот просто: наше время вышло.
«Это какой-то кошмар», – говорит один. «Катастрофа», – соглашается второй. Линда поднимается на верхний ряд трибун и начинает беззвучно плакать. «Но я думала, – всхлипывает Роза, – что мы сможем остаться здесь навсегда». Другая Роза спрашивает: «Может быть, мы и остались?» Обычно законопослушный Кларенс ныряет в воду, не сняв пластырь с левого колена, и, всплыв на поверхность через несколько метров, говорит: «Лучше бы я никогда не учился плавать». Даже охранник выглядит слегка ошарашенным. «Остался без работы», – говорит кто-то. Таддеус с медленной дорожки, которому завтра будет восемьдесят девять, а он все еще довольно уверенно плавает, грустно улыбается в пространство, в десятитысячный раз вставляя беруши в уши. «Как же быстро все закончилось», – говорит он. Его товарищ по дорожке Мюррей спрашивает: «Где мои лекарства?»
