как его зовут?
— Наум.
— Хорошо. Спасибо, что помогли.
— Номер телефона в моей кабинете, — заявила Елизавета Игоревна. — Потом я попрошу сотрудника вас проводить до выхода. Здесь ходят только в сопровождении. Таковы правила. С оружием мы сделали исключение.
— Понимаю. Спорить не буду. Незачем.
Они дошли до ее кабинета. Доктор дала нужный номер и вызвала охранника, который спокойно шел рядом с Глебом до главных дверей.
Пошел снег. Машину успело немного запорошить. Прекрасная погода, если бы не обстоятельства. Дело будет продолжено вопреки надежде Глеба закончить расследование.
Он шел по скрипучему снегу и стуча зубами от холода. Колокольня являлась неким маяком.
Из церкви выходили прихожане: женщины в шубах и разноцветных платках. Глеб хотел закурить, но посмотрел на крест, возвышавшийся над куполом, и передумал.
Глеб посмотрел внутрь и обнаружил молодого священника в рясе, зажигающего свечи.
— Можно вас на минутку? — громко спросил Глеб.
— А почему не зайдете?
— Как-то непривычно к вам с оружием приходить. Я из полиции.
— Вы же замерзли...
— Надеюсь, быстро поговорим.
Наум кивнул и попросил прихожанку помочь ему поставить свечки. Поблагодарив ее, он вышел из церкви и захлопнул массивные двери.
— Ветер может внести свои коррективы.
— Понимаю, — сказал Глеб. — Вы духовный наставник Ефима Тимуровича?
— Да, — спокойно ответил Наум. — Я знаю к чему вы ведете...
— Тогда буду рад выслушать.
— Он пришел после ссоры с Николаем Валерьевичем. Фамилию не говорил, да я и не выпытывал. — Наум посуровел. — Вы думаете, что он убил Лиду?
— Вам уже известно, — сказал Глеб.
— В семь утра ворота пансионата открываются, чтобы верующие могли прийти в церковь и помолиться Богу. Я многое слышу. Иногда люди обсуждают в этих стенах то, что их страшит. Я знал, что вскоре вы наведайтесь в эти края...
— Тогда все значительно легче. — Глеб достал блокнот. — Скажите, пожалуйста, мог ли он это сделать? Или с помощью кого-то? Денег у Ефима Тимуровича хватало.
— Нет. Он поругался с Николаем Валерьевичем и корил себя, что сказал эти ужасные, разрушительные слова. Покаялся в этом и избрал путь ближе к Богу. Начал молиться и жертвовать на нужды обычных людей. Он примирился с Богом и пришел к свету.
— То есть думаете, что он не способен на это?
— Нет. Он приходил ко мне, когда Николай Валерьевич начал обманывать его на деньги. После продажи компании за бесценки Ефим Тимурович и бросил эти слова. Он мне говорил, что черт попутал. Потом пришел к заключению, что слишком долго думал о зарабатывании денег. Вот и начал заниматься благотворительностью. Активно жертвовал сиротам и инвалидам. Многие выходцы из приютов устроились на хорошую работу и были адаптированы к социальной жизни. В его действиях мецената не было никакого злого умысла.
— Умысла?
— Понимаете, есть люди, которые делают рабами своей воли тех, кому они отдали деньги. Грешники часто используют бедствующих в своих целях. А Ефим Тимурович, наоборот, всячески поощрял стремление нового поколения изучать точные науки, преуспевать в творчестве. И самое главное: он никогда не виделся с теми, кому помогал. Только преемник... Умерший сын Ефима Тимуровича мечтал открыть приют для животных. Любил лечить собак и кошек. Но чума...
— Понимаю.
— После той ссоры Ефим Тимурович дал себе зарок, что помогать должен не для заголовков в газетах, а анонимно. Чтобы никто не знал, кто причастен к счастью нуждающимся. Даже церковь восстановлена из пожертвований Ефима Тимуровича.
— Это не отменяет подозрений.
— Вы правы, господин полицейский. Я знаком с ним с семидесятого года. Он так сильно опечалился, что высказал своему обидчику непростительные слова. — Руки священника покраснели. — Однако вскоре они помирились...
— Так просто?
— Понадобились годы.
— А что скажете про Шофина Эдуарда Дмитриевича?
— Хороший человек. Он взял бразды правления, когда Ефима Тимуровича постигла болезнь. Учился по грантам Ефима Тимуровича. Сейчас также приверженец филантропии.
— Ясно.
— Не питайте иллюзий, господин полицейский. Люди склонны обвинять других за прошлое. Отец потерял самое дорогое — свою кровинку. Дружба разрушается, когда зло пытается вбить свои клинья...
— Вы правы. Не буду более вас отвлекать, Наум.
— Если вам понадобиться духовное наставление, то с радостью поддержу вас.
— Спасибо. Учту.
— Всего вам наилучшего.
— Взаимно...
Глеб отошел на приличное расстояние от церкви и закурил. Николай Валерьевич ничего не сказал о перемирии. Утайки и ложь — это качество их гнилой семейки. Кинул партнера на деньги?
***
Глеб доехал до Мологи и первым делом занял таксофон. Позвонил в компанию «ЦарьСвязь». Постоянно занято. Копейки влетали в платежную щель одна за одной, а все также: короткие гудки. Спустя сорок минут получил сухой ответ секретаря:
— Он на совещании. Сегодня просьба не беспокоить.
В списке подозреваемых подруги Лиды и любовник. Но Глеб никогда не считал нужным откладывать сегодняшние дела на завтра. Тем более расследование. По карте ехать всего несколько километров...
Вдали от жилых домов в промзоне стоял невзрачный семиэтажный офис. Полностью серый. Лишь белые рамы окон пытались слиться со снегопадом, что обрушился за пять минут до приезда Глеба.
По ухабам медленно продвигались груженные фуры с товаром. Машина Глеба задевала пороги о выбоины в асфальте. Но он старался не обращать внимание на протяжный скрежет железа.
Охранники без вопросов пустили его на территорию офиса.
Прозрачные автоматические двери отъехали в разные стороны, а за стойкой его встретила улыбающаяся администратор.
— Добрый день. Могу я поговорить с Эдуардом Дмитриевичем?
— Только завтра, — вежливо ответила девушка, быстро печатая отчет на печатной машинке. — Если сообщите мне ваше имя, то я подберу оптимальное время для встречи.
Глеб достал удостоверение.
— По куртке не видно, что я из полиции?
— Извините. Но он сейчас занят. Они обсуждают новый продукт.
— Какой кабинет?
— Ладно, — вздохнула администратор. — Седьмой этаж. На лифте попадете в кабинет секретаря...
— Не переживай. Я скажу, что шел напролом, а ты пыталась меня остановить. Пиши дальше.
Глеб вышел из дверей лифта и увидел, как секретарь с копной рыжих волос закатила глаза. Ее ноги в туфлях выпирали из-под стола. А телефонная трубка заботливо положена на пепельницу, чтобы никто не мог мешать разгильдяйству.
— Куда? — вызывающе спросила она. — Нищие приходят в субботу. Не видно, что приема нет?
— Приема иногда нет в ваших
