и, хотя Скарсдейл и Ван Дамм ворчали по поводу того, что им приходится снова и снова повторять одни и те же простые движения, пока я не получу нужный материал, мне кажется, они были втайне довольны этой хроникой того, что обещало стать важным шагом в неуклюжем продвижении человека к знаниям.
Холден и Прескотт проводили большую часть времени друг с другом; поскольку они когда-то работали в одной приборостроительной компании, их дружба зародилась много лет назад и была вполне понятна.
По возрасту меня и Скарсдейла разделяло несколько лет, но он был руководителем нашей партии, и его разносторонние научные интересы означали, что он имел куда больше общего с Ван Даммом, нежели со мной, несмотря на их существенную разницу в возрасте. Таким образом, я оказался как бы лишним; никто, конечно, не подчеркивал этого, и в смысле отношения ко мне это не имело никакого значения. По правде сказать, я и сам предпочитал такое положение, так как благодаря ему мог выполнять свои фотографические задачи, не оглядываясь на прихоти или предпочтения других.
Я часто проводил вечера на продуваемом ветрами краю плато, одном из самых интересных мест в Заке. С острия скалы медового цвета, я видел в одной стороне пустыню, тогда как с другой, в плодородной долине прямо подо мной, располагалось ирригационное сооружение, которое питало посевы и качало воду вдоль дамб к полям и высоким, причудливой конструкции ветряным мельницам с неправильной формы лопастями.
Тонкий вой насосных машин, завывание ветра вдалеке, затейливые узоры и завитки на буровато-сером песке пустыни, простиравшейся далеко за горизонт, черная и грозная линия гор вдалеке и обжигающий жар, долетавший из пустыни, как дыхание дикого зверя, завораживали меня, и даже теперь, после стольких лет и с тем грузом знаний, который я несу, я не могу не восхищаться ими. Стоит мне только закрыть глаза, и эта картина явственно всплывает в памяти. Те вечера были едва ли не последними мирными минутами в моей жизни.
Медленно, с нежной прихотливостью сна пожирателя гашиша, проходили дни в этом странном месте, но однажды вечером Скарсдейл объявил, что на следующее утро мы отправляемся в далекую твердыню Нильстрема. Мы провели весь день, проверяя вездеходы и загружая свежие припасы, в чем не было ничего неожиданного; все мы, однако, успели привыкнуть к здешней жизни и с ощущением чего-то наподобие шока осознавали, что вскоре будем сражаться с рычагами вездеходов и изнемогать от тропической жары.
Мир выделил нам в помощь одного из самых любопытных своих подданных, карлика Залора. Гном знал жителей Нильстрема и, что еще более важно, кочевые племена пустыни и, по мнению правителя, мог оказаться нам полезен в путешествии. Он собирался остаться в Нильстреме и вернуться в Зак с ежемесячным караваном, служившим торговым мостиком между этими двумя городами. Лично я не был впечатлен нашим проводником. У него были холодные глаза, остроконечная голова и толстые губы, свойственные его расе, а кроме того, как и все его соплеменники, он был начисто лишен чувства юмора.
Как ни странно, он прекрасно говорил по-английски и, в приложение к собственному, немного знал языки пустыни, так что, очевидно, являлся ценным дополнением к экспедиции. К моему сожалению, Скарсдейл сказал, что в течение первого дня карлик будет путешествовать в нашем вездеходе. У Скарсдейла была привычка, когда мы находились в пути, делить свое время между вездеходами; так он мог видеть, как каждый из нас управлял машиной и, что было еще более важно с его точки зрения, узнать, как мы справлялись с различными неизбежно возникавшими чрезвычайными ситуациями. Поэтому я испытал облегчение, узнав, что наш грозный профессор тоже будет на борту; управление машиной отнимало все мое внимание, и мне не нравилась мысль о том, что весь день над моим плечом будет нависать несколько зловещая фигура карлика.
То утро второй недели сентября, когда мы покинули Зак, было наполнено гулом ветра и ярким солнцем. Мир любезно согласился официально попрощаться с нами; я заснял его рукопожатия со Скарсдейлом и Ван Даммом и запечатлел для потомков другие исторические моменты. Угрюмые горожане, по своему обыкновению, отнеслись к этому событию, как и к нашему приезду, без всякого энтузиазма, и только несколько десятков человек, в основном чиновники и администраторы из дворца, явились проводить нас в неизвестность.
Они встали полукругом, когда вой моторов вездехода прорезал шум ветра, и подняли в торжественном прощании свои странные, трезубые жезлы власти. Машина Ван Дамма с развевающимися вымпелами шла первой, но лишь ради зрелища: в пути мой вездеход с проводником на борту должен был занять флагманскую позицию, а остальные — выстроиться в кильватере. Тем временем карлик Залор указал Ван Дамму общее направление; мы двигались на юг, но нам предстояло маневрировать и лавировать в огромной песчаной пустыне, чтобы избежать препятствий в виде определенных геологических формаций.
Наконец, когда три другие громадные машины с грохотом перевалили через гребень и направились к отдаленной точке, где земля переходила в буровато-серый песок, Скарсдейл выпрямился на трапе командирской машины номер один и с достоинством помахал рукой на прощание. Я запечатлел этот миг для официальных архивов, а затем последовал за профессором в вездеход. Залор, поднимавшийся передо мной, оступился на скользких металлических ступеньках. Что-то звякнуло у его ног. Я наклонился, поднял упавший предмет и протянул ему. Его темные глаза злобно глянули на меня, и он, не говоря ни слова, сунул предмет обратно в карман.
Я подошел к своему мягкому кожаному сиденью и стал ждать указаний профессора; тот уже связывался по рации с другими машинами, которые, как мы видели, шли в облаках пыли примерно в миле впереди нас. В эфире трещали помехи, время от времени профессор бормотал какие-то инструкции. Залор стоял у штурманского столика и разговаривал со Скарсдейлом.
Профессор тронул меня за плечо, и я посмотрел на подсвеченную карту на переборке, где пунктирно отмечалось наше продвижение. Залор вращал стрелку репитера, наводя мой компас на курс. Я отметил направление на север и свой истинный курс и потянул за рычаги, готовясь повернуть вездеход в нужном направлении. Скарсдейл включил мощные электродвигатели и кивнул мне. Я включил передачу, гусеницы с едва заметной дрожью пришли движение, и мы тронулись. Поднялась пыль, и я увидел в панорамном зеркале заднего вида, как мир и его свита стали медленно исчезать, словно их стирала песчаная губка.
Затем мы переползли через небольшой гребень, и башни Зака исчезли вдали. Далеко впереди три облака пыли, наши вездеходы-спутники, опускались, поднимались и покачивались, как корабли в море,
