Никита. Он сам…
— Что значит «сам»? — наступал я на нее. Света словно впечаталась в стену.
Я краем глаза заметил в ее взгляде что-то странное. Чтобы убедиться, протянул руку, приподнял ее подбородок, сказал, как можно спокойнее.
— Света, посмотри на меня, пожалуйста.
Она расслабилась, подчинилась.
И тут я увидел ее глаза. У нее не было зрачков. Просто белые, чистые, без зрачков глазные яблоки. Я даже не сразу поверил своим глазам. У нее что, какие-то модные бесцветные белые линзы? — возникла первая мысль.
— Что у тебя с глазами? — естественно спросил я.
Поднятые в удивлении брови не были наигранными.
— Ничего. А что?
Я смотрел в ее широко раскрытые испуганные глаза без зрачков и мысленно щипал себя, не веря в происходящее.
— У тебя нет зрачков! Ты знаешь об этом?
— Что? — удивление ее было искренним. — О чем ты? Что ты несешь? Да при чем здесь вообще я? — Она махнула рукой на Глеба. — Ты посмотри, что с ним! Это тебя не пугает?
— Вижу, — сказал я. — Но и вижу, что с тобой. С тобой тоже не все в порядке.
— Да о чем ты?
— Сходи и посмотри на свои глаза в зеркало.
— ?
— Просто сходи, ладно?
Света затопталась на месте, еще раз кинула взгляд на Глеба, но послушалась и вышла.
Я вспомнил вчерашнюю тетку в окошке приемного отделения. У нее ведь тоже было что-то с глазами. Это новое заболевание? Вирус какой-то новый?
Я снова подошел к Глебу. Наклонился к нему, осторожно прикоснулся к руке — теплой, обычной человеческой руке, тихо спросил:
— Глеб, дружище, ты меня слышишь?
В ответ мне было тихое, мерное дыхание. Никакой другой реакции. Я его ущипнул за предплечье — ноль эмоций.
— Что ж с тобой случилось-то? Что произошло?
В ответ — тишина и никакой реакции вообще. У него ведь тоже что-то с глазами. Но они не белые, как у Светки, и не черные, как у той тетки. Они совсем другие, да к тому же воспаленные, вспухшие. Почему такая разница? Они чем-то разным болеют? Господи, голова идет кругом!
Хлопнула дверь, в проеме появилась Света, подбежала ко мне, будто защищая своего друга от меня.
— У меня, Никита, с глазами все нормально, понял? — сказала она не глядя на меня. — А что ты скажешь про Глеба? Ты понимаешь, что с ним? Что у вас произошло на дороге?
Она повернулась ко мне, ожидая ответа. Я посмотрел в ее молочно-белые и какие-то пустые глаза. Пустые, безэмоциональные.
— Я не знаю, Света. — сказал я, повернулся к выходу. — Не знаю. Вообще сам не понимаю, что происходит.
И вышел из палаты.
В дверях бросил последний взгляд на Глеба и нависшую над ним Светку.
Это какой-то сюрреализм. И я стал его невольным участником.
По дороге к Петровичу, я пытался заглядывать в глаза всем встречным.
Идти было недалеко, и встречных было не так уж много, но за эти пятнадцать минут я пережил настоящий шок. Почти у каждого второго был слеповато-белый цвет глаз и только один попался с абсолютно черными, почти как у той тетки! Скорее всего, она была еще на начальном этапе заражения.
Я поднимался на этаж Петровича, не чувствуя под собой ног. И когда меня впустили в квартиру, ничего не слыша вокруг, я прошел в комнату и упал обессиленно в кресло.
Петрович и Серый словно не заметили меня, продолжая о чем-то спорить. Где-то из глубин сознания до меня стали доходить их слова.
— Это точно! — говорит Серый, — ты видишь так же, как и мыслишь!
Петрович прищурился.
— Что ты опять имеешь в виду, плюгавый?
— Ну, я же говогю, Никита, — обратился ко мне Серый, — тугой на все огганы!
Петрович медленно встал с кресла, с металлическим хрустом сжал банку пива жилистой рукой.
— Ты мои органы не тронь, понял? — прорычал он. — Я твои не трогаю, и ты мои не тронь! У меня с ними все в порядке! Уж всяко получше твоих, куриных!
Серый подскочил, поправил пальцем очки, подбоченился, как петух, собравшийся принять вызов конкурента.
Я поднял глаза, взгляд стал фокусироваться. И первым делом я стал рассматривать их глаза. Они тоже изменились? Заразились?
Петрович в этот момент уже повернулся спиной и вышел на кухню. Серый, довольный маленькой победой, сел в кресло, повернулся ко мне. Что-то сказал, но я не расслышал, потому что увидел его глаза. Они были такие же белые, как и у Светки.
Я, видимо, ахнул от неожиданности, потому что Серый сразу же подскочил и наклонился ко мне с озабоченным видом.
— Что? — отпрянул я от него.
— Я говогю, все ногмально?
— Да, нормально, — отмахнулся я, старательно отворачиваясь от его взгляда.
Серый пожал плечами и бухнулся в кресло, приложился к банке.
Я встал, и пошел на кухню за Петровичем, чтобы убедиться, что это и его не миновало. Только зачем? Не знаю. Я попал в эту странную игру, и хочу чувствовать себя уверенным в этой реальности.
Петрович попался навстречу в коридоре, глаза его я не успел увидеть — он шел набыченный, глядя себе под ноги.
Хозяйка, Клавдия Егоровна, встретила меня на кухне искренней улыбкой.
— Ой, Никита! Я даже не заметила, когда ты пришел! Кто тебя запустил?
Я развел руками.
— Наверное, было открыто, — соврал я. И, скорей всего, не ошибался.
Я сел на табурет, стал наблюдать за руками хозяйки, ловко управляющейся с противнями, которые словно сами доставались и загружались в духовку, а хозяйка была лишь доброй волшебницей. И ароматы, конечно, были, я скажу…
— Никита, ты мне скажи, — прошептала Клавдия Егоровна, наклонившись ко мне, — мой-то что, уже выпивши был?
— Нет, — ответил я. — Ну, не знаю, может без меня, пока я к Глебу ходил. А почему вы так решили?
— Да ведет он себя как-то странно, — сказал она и украдкой заглянула в комнату. — Да и глаза у него какие-то мутные, будто уже замахнул.
Я пожал плечами.
— Ничего такого за ним особенного я не заметил. Он, по-моему, всегда такой, нет?
— Не совсем, — серьезно сказала она. — Не совсем. — Она сняла с вешалки кухонное полотенце и нервно затеребила в руках. — Я тебе сразу скажу, что думаю, Никита. Вы же друзья?
Я тут же кивнул, ну а как же.
Она посмотрела на меня своими чистыми, обычными, человеческими глазами, спросила.
— Я же вижу, что-то не так. Я чувствую это. И он не такой, как обычно. Он какой-то… ну…
Из комнаты донеслись крики. Опять эти чудики о чем-то спорят, не иначе.
Клавдия Егоровна снова посмотрела
