для мальчиков. Однако его объяснение наводит на мысль, что план Переля отличался особым хитроумием; в результате возникает вопрос, почему училища для девочек не появились раньше в других местах.
Следует также отметить, что Перель столкнулся с сопротивлением со стороны общины. В 1843 году он пишет в Министерство народного просвещения и просит освободить его сына от воинской повинности, несмотря на то что он, с большой долей вероятности, отправлял сыновей в русские школы (этого было достаточно для освобождения от призыва) [Лозинский удалить Ф. 80 623: 120]. То, что сына Переля решили сдать в рекруты, свидетельствует о том, что местная еврейская призывная комиссия решила выместить на сыне обиду на отца. Если представители виленской еврейской общины решили так сурово наказать Переля, он явно подвергался и другим преследованиям с их стороны. В письме в Министерство народного просвещения от 1861 года после краткого изложения истории своей школы Перель отмечает: «Нельзя описать, скольких стоило трудов и с какими препятствиями я должен был бороться, чтобы обратить на себя внимание и доверие еврейского общества»[50].
Что примечательно, не исключено, что изначально Перель предпринял попытку открыть училище для мальчиков. Согласно нескольким ранним источникам, в 1830 году в Вильне открылось частное еврейское училище, однако просуществовало оно недолго[51]. Поскольку упоминаний о гендерной принадлежности учащихся нет, скорее всего, училище было мужским. Если принять этот сценарий, Перелю, видимо, пришлось отказаться от первоначальной затеи открытия еврейской школы для мальчиков, после чего он задумался о женском образовании. С другой стороны, в других ранних источниках указано, что училище Переля предназначалось только для девочек, а возможно, и для обоих полов[52].
Мы, скорее всего, никогда не узнаем, какие соображения и действия предшествовали решению Переля открыть в 1831 году в Вильне частное женское еврейское училище. Не исключено, что сперва у него появилась школа для мальчиков, но он хотел обучать и тех и других одновременно. Точно известно одно: училище открылось и несколько десятков лет процветало. Несмотря на все трудности, некоторые представители еврейской общины поддерживали Переля и посылали в его школу своих дочерей. Тысячи девочек освоили в первом еврейском женском училище в России основы русского языка и других предметов[53].
Рис. 2. Реклама еврейского девичьего училища Переля в Вильне, 1855. Стоимость обучения и список предметов указаны на русском и идише
Кроме того, училище Переля служило образцом для других деятелей образования. Примерно в то же время частное женское еврейское училище открылось в Одессе[54]. В 1835 году в процветающем современном мужском училище в Одессе появилось женское отделение [Zalkin 2000: 8,10–11]. А. Гиттельс в 1840 году запросил разрешение открыть в Вильне еще одно частное еврейское женское училище [Лозинский 1920:104, № 80594]. К 1850 году в Виленском образовательном округе было открыто шесть училищ для девочек-евреек[55]. Р. Линденбратен, один из новых директоров, был зятем Переля [Beauvois 1986:209]. Тем временем в других губерниях черты оседлости другие педагоги продолжали открывать современные еврейские мужские училища. Да, число их было невелико в сравнении с огромным количеством хедеров. Тем не менее новые мужские и женские еврейские школы становились бы все более многочисленными и продолжали бы существовать, если бы не появление казенных училищ для мальчиков-евреев.
Создание государственной системы еврейских училищ
В 1844 году российское правительство запустило новый амбициозный проект по переустройству еврейских общин. Создание государственной системы еврейских училищ стало очередной попыткой превращения евреев в полноценных российских подданных, которая на сей раз основывалась на пространных рассуждениях группы достаточно либеральных, ориентированных на Европу государственных чиновников.
В Еврейский комитет, возглавляемый графом П. Д. Киселевым (1788–1872), также входил граф С. С. Уваров (1786–1855), министр народного просвещения. Уваров много путешествовал по Западной Европе, видел тамошних евреев, прошедших процесс аккультурации. Особенно его впечатлила языковая и культурная ассимиляция евреев в немецких княжествах. В то же время члены комитета все отчетливее осознавали существование у евреев собственной мощной образовательной системы и масштабы ее влияния. Основными целями стало отлучение евреев от Талмуда и «фанатических предрассудков» [Klier 1995: 73–74].
Уваров, в силу собственных склонностей, взял за образец немецкоязычные земли[56]. Комитет куда меньше интересовался современными частными училищами ближе к дому, в Царстве Польском, хотя и взял на заметку число польских евреев, посещавших общеобразовательные учреждения[57]. При этом комитету было известно о существовании похожих на немецкие школ в черте оседлости. С середины 1820-х до середины 1840-х годов частные еврейские училища открылись в Одессе, Кишиневе, Вильне, Риге, Минске, Митаве и Херсоне [Krieze 1999]. При всех различиях между собой, они пытались сочетать определенный объем еврейского образования с обучением на русском и преподаванием светских предметов. Уварова так впечатлило посещение рижского училища, что он пригласил его содержателя в состав комитета.
М. Лилиенталь (1815–1882), еврей, получивший образование в Германии, стал директором мужского еврейского училища в достаточно германизированной еврейской общине Риги в 1840 году. Он проработал на этой должности всего год, когда Уваров пригласил его поучаствовать в планировании общегосударственной системы еврейских школ. По просьбе Уварова Лилиенталь списался с руководителями западноевропейских еврейских школ и семинарий, запросил рекомендации для преподавателей новых школ [Stanislawski 1983:70]. Притом что и Лилиенталь, и Уваров были склонны идеализировать немецкую еврейскую общину и ее успешную интеграцию в общество, оба они довольно слабо представляли себе русскую еврейскую общину и даже ее более модернизированную и русифицированную часть.
Оставшиеся пять лет своей жизни в России Лилиенталь ездил по черте оседлости, оповещая о планах создания государственной школьной системы; он же выступил в роли «ученого еврея» на первой встрече Раввинской комиссии в 1843 году[58]. Как подчеркивает М. Станиславский, по причине своей культурной, языковой, религиозной, образовательной и географической дистанци-рованности от русских евреев Лилиенталь не вызывал особых симпатий в их среде. Даже маскилы считали его заносчивым и невоспитанным [Freeze 2002: 91–96]. При этом сам Лилиенталь твердо верил в свою миссию, по крайней мере в первый период своего сотрудничества с Министерством народного просвещения. Красноречив и тот факт, что на эту должность Уваров назначил немецкого, а не российского еврея.
Что касается общей структуры новой школьной системы, скорее всего ее разработал сам Уваров. Проект закона он передал в Комитет для определения мер коренного преобразования евреев в России, а впоследствии в Раввинскую комиссию. Комиссия состояла из четырех тщательно отобранных представителей, включая двух влиятельных раввинов. Они должны были обеспечить образовательным реформам надежную еврейскую имприматуру. Заслуживающего доверия отчета о деятельности
