предложения и убедил монарха, что Кавур остается наиболее достойной и сильной фигурой на кресло премьер-министра Италии.
23 марта 1861 года первый кабинет министров Королевства Италия приступил к своим обязанностям. В его состав вошли: премьер-министр — Кавур; министр иностранных дел — Кавур; министр по морским вопросам — Кавур; министр внутренних дел — Марко Мингетти; военный министр — Манфредо Фанти; министр финансов — Пьетро Басточи; министр по вопросам сельского хозяйства, промышленности и торговли — Джузеппе Натоли; министр труда — Убальдино Перуцци; министр благодати, справедливости и церковных дел — Джованни Кассинис; министр образования — Франческо де Санктис; министр без портфеля — Винченцо Нютта. Этот кабинет министров действительно мог претендовать на то, чтобы называться правительством всей Италии. Басточи был выходцем из Ливорно, Перуцци — флорентийцем, де Санктис — неаполитанцем, Натоли — из Сицилии, а Мингетти — из Болоньи.
Первым значимым шагом главы кабинета министров Италии стало обращение к депутатам парламента, где Кавур обрисовал свое видение развития Римско-католической церкви, отношений государства с Ватиканом и ход переговоров с понтификом и Францией, чтобы совместно поставить точку в «римском вопросе». Заключительная мысль Кавура была выражена в следующих словах: «Папа! Предлагаю Вам принять условия, какие освободили бы Италию, они должны гарантировать свободу Церкви, усилить влияние Церкви и в то же время завершить великое здание возрождения Италии, обеспечить мир нации, которая, в конце концов, посреди стольких несчастий, стольких превратностей осталась самой верной и самой приверженной истинному духу католицизма»[563]. Заключительные слова главы правительства потонули в громе оваций зала. Законодатели практически единогласно проголосовали за резолюцию, предложенную Бонкомпаньи: Рим объявлялся столицей и выдвигалось требование присоединить город к Италии[564].
В тот момент это было очень смелым заявлением правительства и решением парламента Италии. Молодое государство объявило о своих неотъемлемых правах на Рим и однозначно дало понять, что решение «римского вопроса» находится прежде всего в руках самих итальянцев. Эти известия из Турина вызвали в Риме и Европе эффект разорвавшейся бомбы. Ватикан выступил с гневными протестами, вылившимися в яростную папскую энциклику от 18 марта 1861 года. Французские католики были крайне разочарованы и раздражены. В кои-то времена Наполеон III удостоился общественной похвалы за усиление гарнизона Рима, поскольку многие французы восприняли эти действия как крайне необходимые. Католики Австрии, Баварии, Испании, Португалии и других стран осуждали итальянские власти за нападки на понтифика и захват территории его государства. Даже некатолические страны, такие как Россия и Турция, порицали Турин за попрание прав независимых государств и использование революционных методов, ставящих порядок на континенте под сомнение.
С другой стороны, Кавур, делая свое знаменитое заявление, попытался выбить почву из-под ног Гарибальди, Мадзини и их сторонников. Желание силовым путем, сродни недавнему походу «Тысячи» на Неаполь, решить «римский вопрос» витало в воздухе и будоражило умы многих. Фактически это означало бы столкновение с Францией и неминуемое международное осуждение, а также шаг к развязыванию гражданской войны в самой Италии. Тем самым правительство упреждало «красных», перехватывало инициативу и громогласно заявляло, что процесс находится в его руках.
При этом, обращаясь к законодателям, Кавур одновременно вел дискуссию и с умеренными политиками, такими как, например, Массимо Д'Адзельо. Они предлагали сделать столицей Италии Флоренцию, а Рим оставить прозябать в средневековом состоянии. По мнению главы кабинета министров, может быть, это и сработало бы, но только в краткосрочной перспективе, что несомненно вызвало неудовольствие уже с других позиций. «Римский вопрос» не должен был оставаться в статичном состоянии, а Италия должна была твердо и ясно заявить о своей позиции.
* * *
Тем временем в Италии был еще один человек, который мог кардинальным образом развернуть ход событий. Европа и мир восхищались его подвигами и аплодировали ему, газеты пестрели романтичными статьями, молодежь упивалась рассказами о великих свершениях. Правда, некоторые видели в нем воплощение зла, а другие возлагали надежды. Этот человек находился на Капрере и звали его Джузеппе Гарибальди. В ноябре 1860 года генерал, отчаливая от неаполитанского берега, громко крикнул друзьям, собравшимся проводить его, что весной они встретятся в Риме. Хотя на пирсе было только несколько человек, эти слова услышала вся Италия.
Занимаясь сельским хозяйством и животными на своей ферме, Гарибальди много размышлял о случившемся в последние годы и месяцы. Он не был в одиночестве. Обширная корреспонденция и многочисленные делегации с континента будоражили ум генерала, снова и снова возвращая его к общественно-политической жизни страны. И чем дальше, тем больше обид и злости копилось в душе бывшего диктатора юга Италии.
Даже его сельскохозяйственная колония превратилась в поле битвы между силами добра и зла. Гарибальди давал ослам клички своих злейших врагов (Наполеон III, Удино, Пий IX, Франц Иосиф), а лошадей называл по названиям мест своих побед (Массала, Калатафими, Вольтурно). Горечь от утраты родины (Ниццы) никуда не делась — она просто душила. Факт нахождения Рима в руках реакционеров сидел занозой: он же мог еще осенью освободить город от понтифика и французов. Прекрасная Венеция и ее лагуна в руках австрийцев — это следствие трусости туринских «говорунов и предателей». Заискивание Кавура перед Наполеоном III — это позор Италии и недостойно великого народа. Выборы в новый парламент — уловка Кавура, направленная на обман народа. Несколько сотен депутатов соберутся только для того, чтобы вести благостные разговоры, но не делать ничего, чтобы освободить всю Италию от иностранцев и тиранов. Интриган Кавур своей дипломатией продолжит грязный торг с самыми гнусными типами наподобие Наполеона III, Pio Nona или Франца Иосифа.
Посетители, приезжавшие к Гарибальди на Капреру, рассказывали о восстании на юге Италии, о тяжкой жизни простого народа, о высокомерии туринских чиновников и военных, о всплывавших фактах грязных переговоров в Шамбери с Наполеоном III, о незавидной участи Южной армии и отправке домой ее героев-добровольцев (из примерно 50 тысяч бойцов Южной армии были зачислены в ряды королевской армии только несколько сотен человек, включая высших офицеров — Медичи, Биксио и Козенца, получивших генеральский чин в армии короля), о бескомпромиссности военного министра Фанти, приравнявшего солдат бурбонской армии к гарибальдийцам, и т. д.
Гарибальди не смог сидеть сложа руки, когда за спиной короля самодовольный и трусливый Кавур и его помощники делают из Италии аристократический консервативный Пьемонт, в котором хорошо будет только им. Эти люди неспособны отвоевать Рим и Венецию.
В конце марта 1861 года Капреру посетила очередная делегация рабочих, которые пожаловались народному герою на жизнь. В ответ Гарибальди заметил, что жизнь не может сразу наладиться, но он знает, откуда проистекают беды. Король хочет, чтобы всем итальянцам
