вертикали управления, экономического единения и свободы предпринимательства кардинальные изменения на полуострове последних месяцев и формирование нового государства должны основываться на опыте Сардинского королевства. Необходимо было постепенно сплотить жителей разных регионов в единую нацию итальянцев. В этом огромную роль, по мнению Кавура, должен был сыграть единый парламент, избираемый жителями всех регионов Италии. «Спасение Италии, — писал он Ла Фарине в декабре 1860 года, — в компетенции парламента. Если в нем большинство составляют честные, либеральные и враждебно настроенные по отношению к сектам парламентарии, я ничего не боюсь. Но если большинство — сектанты или просто слабые, то я не могу предвидеть бедствия, какие могут нам угрожать»[557].
С конца 1860 года Кавур активно продвигал идею проведения избирательной кампании и скорейшего созыва парламента. Именно законодатели должны были юридически сцементировать новое государство, а также не допустить единоличного и авторитарного правления короля и попыток «красных» поднять свой флаг на юге полуострова. Кавур надеялся, что в парламент пройдут умеренные либералы, которые станут гарантами конституционного развития страны.
Выборы состоялись 27 января 1861 года на всей территории, подконтрольной Турину. Они проводились на основании нового закона о выборах, принятого 17 декабря 1860 года. За образец процедуры выборов был взят опыт Пьемонта с системой одномандатного голосования. Страна была разделена на 443 округа, в каждом избирался только один депутат. Результаты выборов показали, что большинство мест (даже в Неаполе и Сицилии) получили сторонники правительства Кавура. При этом в составе парламента оказались некоторые лидеры левых — Бертани, Каттанео, Мордини, Гуэррацци и др.
«По всей Италии, — пишет Монтанелли, — из 418 тысяч зарегистрированных для голосования на участки пришли только 240 тысяч, то есть чуть больше половины. Правительственный успех был триумфальным. Из 443 депутатов, избранных 27 января и 3 февраля, количество депутатов от демократической оппозиции не превысило 80, и к тому же благодаря дезертирству католиков (Пий IX запретил католиком голосовать и выдвигать свои кандидатуры. — А. Б.) оппозиция реакционных правых, близких к церкви, почти полностью исчезла. Это вызвало настоящую революцию как в топографии парламента, так и в его номенклатуре. Он становится практически двухпартийным, то есть управляемым только двумя силами. Умеренные либералы Кавура, которые представляли собой партию из ста человек, стали в обычном смысле „правыми“»[558].
В понедельник, 18 февраля 1861 года, в Турине собрался итальянский парламент на свою первую сессию. Король Виктор Эммануил II открыл его работу краткой речью, в которой с благодарностью отметил помощь Франции, Англии и роль Гарибальди в создании Италии. Монарх с теплотой упомянул о новом короле Пруссии Вильгельме I и выразил надежду в укреплении дружеских отношений между Италией и Пруссией. Король призвал депутатов разработать законы, они должны были обеспечить политическое единство людей, привыкших к жизни в разных условиях. Особые слова были адресованы королевской армии и флоту. «Присягнув Италии, — подчеркнул монарх, — я никогда не боялся рисковать своей жизнью и короной, но никто не имел права рисковать жизнью и судьбой ради нации»[559].
Первым вопросом на повестке дня нового парламента стало избрание своего президента. В итоге руководителем нижней палаты был избран Раттацци. Кавур, несмотря на значительное охлаждение в отношениях с Раттацци, также поддержал его кандидатуру. По мнению главы правительства, пусть лучше сильная политическая фигура возглавляет палату депутатов, чем плетет интриги на скамье оппозиции.
Через месяц, в воскресенье, 17 марта 1861 года, парламент в торжественной обстановке единогласно утвердил указ о провозглашении Виктора Эммануила II королем Италии по «Божьей милости и воли итальянского народа»[560]. В вопросе о титуле короля победила точка зрения Кавура, который полагал, что монарх должен титуловаться как «король Италии», а не как «король итальянцев». Этим делался акцент на то, что в мире появилось новое государство и его название — «Италия». При этом такая формулировка не оставляла сомнений, что Италия будет добиваться включения в свой состав Рима и Венеции. Впоследствии, во второй половине XIX и в XX веке, Италия уже претендовала (или выдвигала претензии) на ряд других территорий (Мальта, Триест, Тренто, южный Тироль, полуостров Истрия, Далмация и др.), которые были либо населены итальянцами (в том числе там, где население использовало итальянский язык), либо представляли особый интерес для государства. При этом Виктор Эммануил предпочел титуловаться с сохранением порядкового номера «II», а не «I», что, по его мнению, сохраняло традицию и линию Сардинской династии.
Интересную точку зрения в отношении провозглашения короля Сардинии монархом единой Италии высказал Монтанелли. По его мнению, «закон, санкционирующий это действие, состоял из единственной статьи, сформулированной следующим образом: „Король Виктор Эммануил II принимает за себя и своих преемников титул короля Италии“. Он стал предметом оживленных дискуссий. Мадзини и его оставшиеся последователи требовали, чтобы этот первый парламент на практике действовал как Учредительное собрание и заключил торжественный пакт между короной и нацией, между королем и народом. Кавур утверждал, что эта фаза теперь закончилась, поскольку народ уже выразил на плебисцитах желание доверить себя династии, не прося какого-либо договора. „Инициатива, господа, — сказал он, — была не от правительства, и не от парламента. Инициативу взяли на себя люди, которые к настоящему времени уже приветствовали и намерены всегда приветствовать Виктора Эммануила II как короля Италии“»[561].
«Однако, — продолжает Монтанелли, — проблема была не только в правовой форме. В пакте, на который ссылались мадзинисты, парламент стал бы депозитарием и гарантом, и это дало бы ему отличное оружие, чтобы обуздать вмешательство короля в сферы, ему не принадлежавшие, а также при необходимости поставить под сомнение его суверенную власть. Напротив, прямое освящение царствования путем плебисцита приписывало монархии бонапартистский, то есть авторитарный, характер власти, поскольку на самом деле именно из плебисцита Наполеон извлек свою investiture, как де Голль сделал это столетием позже. Но даже и на этот раз победил Кавур»[562].
Кавур оставался убежденным сторонником разделения ветвей власти и роли парламента в государственной системе. В текущей ситуации он посчитал возможным начать политическую жизнь Италии с нового листа. Правительство должно представлять интересы всех регионов, поэтому 20 марта 1861 года Кавур объявил, что кабинет министров слагает с себя полномочия, чтобы король Италии был свободен в своих действиях. Виктор Эммануил II отставку принял. Многие посчитали, что монарх сделал это с радостью, поскольку их непростые отношения были хорошо известны. Кабинет мог возглавить и не выходец из Пьемонта. Такой человек нашелся в лице Рикасоли, которому и последовало монаршее предложение возглавить первое правительство Италии и сформировать его состав. По мнению короля, надо было показать Европе, что есть и другие люди, помимо Кавура. Однако Рикасоли уклонился от этого
