Кухарка ойкнула и за щеки схватилась. Кшытня же усмехнулся, собою предовольный: бабу эту он знал, глуповата, заполошна, но не злая. И воровала по-людски, и куском, когда настрой был, жаловала, и договориться с нею завсегда можно было на работенку нетяжкую. А еще была она говорлива и глуповата, самое оно, чтобы сплетню свежую пустить.
С другой стороны, люди-то в самом деле пропадают.
Куда?
Не Кшытни то дело, ему пять рубликов целых заплатили, стало быть, хватит на пару дней развеселой жизни, а там… там что-нибудь да придумается.
На торговых рядах по утреннему времени было довольно-таки людно. Впрочем, здесь жизнь и ночью не останавливалась. Пахли на солнце мясные ряды. Срывали голоса зазывалы, и приказчики с намасленными волосенками прохаживались друг перед другом, что петухи, только знай по сторонам поглядывая, не идет ли какая дама из благородных.
Или не очень.
— А моя-то, — шепотом произнесла девица, раскатывая по прилавку тугую рульку кружева. — Моя-то давеча так и сказала… мол, надобно со столицы съезжать, потому как во дворце неладно…
— И что?
Вторая девица щупала сукно, ибо поручено было ей выбрать какое получше, но не слишком дорого: хозяйка намеревалась самолично справить прислуге платье одинаковое, чтоб дом ее выглядел не хуже иных. А то ходят комнатные девки каждая в своем, что уж о горничных говорить.
— И ничего… сынок ейный, сама понимаешь, не больно радый. Невесту себе все искал, примерялся… только кому он нужен. — Девица сморщила носик. — Тоже мне, благородный, а сопли рукавом вытирает.
— Разве ж в этом дело?
Шерстяное сукно было отменного качества, тонкое, легкое и цвета красивого, темно-синего, правда, и стоило изрядно: на такое хозяйка точно не согласится.
— Не в этом… только и денег у них кот наплакал. Поместье старое, землица худая, народишко по войне разбежался. Сидят в долгах. Думали, женитьбой дело поправить, да на такого жениха никто и не глядит. — Девица взялась за следующую рульку. Кружево ей нравилось, а приказчик, лукаво подмигивавший, и того больше. Правда, не настолько, чтоб о приличиях забыть. — Небось нам уж сколько не платили…
Она дернула плечиком.
— Вчерась маменьку уговаривал погодить, а она ему, что никак погодить нельзя, что вот-вот смута будет, потому как неможно честным людям змею терпеть.
Приказчик крутанул тугой ус и достал еще кружева.
Купить, может, и не купят, но девка была очень хороша, миловидна, собой кругла… отчего б не порадовать?
— Он у ней все в гусары рвался. Сам махонький, кривенький, а туда же, воевать… так и сказал ей, мол, жизнь отдам за царя-батюшку…
— А она?
— А она его клюкой по хребтине, мол, разве ж это царь, когда он замороченный? Вот придет время, поднимут змеиную кровь на колья, и тогда-то…
Приказчик нахмурился.
Этакие разговоры были… неправильными, более того, отчетливо несло от них крамолой, которая ему в лавке была совершенно без надобности.
Трактир «Три пескаря» славился своею кухней на всю слободу. Умели здесь готовить и пирожки из тонкого полупрозрачного теста, которое на зубах хрустело, а начинка во рту таяла, будто не мясная. И тонкие лепешки с сырною начинкой. И баранину на огне да с травами, и рыбу всякую-разную. Вот и заглядывал люд степенный, купеческий попробовать ушицы осетровой да белорыбицы, запеченной на огне открытом. Заодно за едою и разговоры велись.
И дела сами собой ладились.
Не иначе, волшебством.
Вот и ныне почтеннейший Кельм Смудсон, которому в Арсиноре случалось бывать не в первый раз, а потому порядки местные были ему распрекрасно знакомы, изволил вкушать горячую разваристую рыбью похлебку. К ней подавали пироги с зайчатиной и кислую капусту, в которой виднелись бубины алой ягоды. Кельм ел и, казалось, всецело был занят исключительно этим преважнейшим делом. А потому на человечка, скользнувшего за стол, он глянул пренеодобрительно.
В «Трех пескарях», конечно, не то что в цивилизованной траттории, и местечковый люд порой вел себя куда как вольно, однако и подобного принято не было.
— Многоуважаемый Кельм Тадеушевич, — гость незваный был невысок, сутуловат и наряжен пусть в новое, но не самого хорошего качества платье, впрочем, держался он с поразительною наглостью, — у меня к вам наивыгоднейшее предложение.
Пожалуй, если бы не похлебка с пирогами, Кельм качнул бы пальчиком, подзывая вышибалу, да и велел бы избавить себя от ненужного знакомства. В выгодные предложения, поступающие от лиц вида пресомнительного, он не верил. Однако лишь веки смежил, позволяя говорить.
— В скором времени в Арсиноре неспокойно станет, а потому многие мои знакомые ищут человека достойного, однако смелого, способного рискнуть ради немалой выгоды…
Человечек губы облизал и оглянулся.
В «Трех пескарях» было не то чтобы пусто — заведение по-настоящему пустовало редко, — но вот посетители держались друг от друга в стороне, оттого создавалось ощущение уединенности, за которое «Три пескаря» ценили едва ли не больше, нежели за кухню.
— И я слышал про вас много хорошего…
— А я про вас — ничего.
Человечек захихикал подобострастненько и, прижавши мятый картузик к груди, поклонился.
— Антип я, Вирсюков, безгильдийный пока, но увидите…
Безгильдийный, стало быть, почитай ничейный. Дел серьезных не ведет, а до денег, видать, охоч, только вот коль исчезнет он с деньгами, гильдия купеческая почтеннейшая лишь руками разведет: мол, не наш, стало быть, и спросу с нас никакого.
Кельм убедился, что дел с господином иметь не желает, однако тот по странности не спешил убираться, принявши молчание за интерес. Потянул с миски пирога и, разломивши пополам, клюнул начинку.
— Понимаете, туточки все еще Смуту крепко помнят. Коль полыхнет, подымется народишко бунтовать, то и люди, кто послабше, побегут, что крысы из клятого дома. А уж как побегут, тут-то и ловить надобно. Небось барахлишко свое с собою не потянут.
Кельм нахмурился.
Про себя.
А собеседнику улыбнулся ласково, рученькой махнул, подзывая полового.
— Водочки нам, — велел он, глядя, как блестят Антипкины глазенки. — И к ней чего-нибудь… для беседы… да чтоб беседовалось хорошо.
Половой лишь кивнул.
И минуты не прошло, как на столе возник графинчик синего стекла — никак, на Неманской мануфактуре новое попридумали, надо будет заглянуть, проверить, чего там учиняют, — и блюда с пирогами и с жареными колбасками, посыпанными алою поречкой. Принесли и шанежки, и миски с грибами лесными, что печеными, что солеными.
Антипка лишь сглатывал.
А потому внимания не обратил, что хозяин полез в кошель и долго в нем копался. Мало ли, вдруг да деньгу проверяет. Кельм сдавил бока кристалла, надеясь, что емкости хватит, дабы беседу записать.
