6 ноября 1941 г. наш полк погрузился в эшелон и отправился на фронт.
Местом сосредоточения дивизии был г. Сокол. Здесь дивизия получила вооружение, боеприпасы и в декабре 1941 г. прибыла под Тихвин. Наш полк расположился в поселке Милингеровские Горки. Когда подтянулись все подразделения дивизии, полк пошел головным ночью на Тихвин, но город уже был освобожден от немцев Дальневосточной дивизией. Под Тихвином нашими войсками был нанесен первый удар немецкой группировке, которая была разгромлена. В этих боях впервые участвовали «катюши». Немцы, напуганные огнем «катюш», отступали и даже бросали автоматы, пулеметы: с ними было тяжело драпать.
Мы шли ночью через Тихвин, и хотя было темно, можно было разглядеть, как пострадал город. Он был сильно разрушен, от многих каменных зданий остались одни развалины, другие имели только стены, а крыш не было.
Полк не встречал препятствий противника и продвигался быстро. Мы прошли в эту ночь не менее 30 км. Был объявлен привал.
Отдохнули, переобулись, подкрепились сухим пайком и на рассвете двинулись вперед. Не пройдя и двух километров, увидели жуткую картину, где только что прошел бой. Перед нами был поселок, в котором не осталось ни одного дома. Поселок находился в лощине, где протекала маленькая речушка. Через нее перекинут мост, но пройти по нему было невозможно: стояло несколько немецких танков и большое скопление немецких автомашин. Танки были целы, заправлены горючим и боеприпасами, автомашины исправны и заправлены, просто брошены своими водителями. Я насчитал более 50 танков и 100 автомашин, нагруженных вещами, продуктами и боеприпасами. Танки в лощине полностью сгорели и трупы людей превратились в уголь. Мы определили, что сработала какая-то пушка, позднее узнали, что это была «катюша».
Дальше продвигались маршем по 50–60 км в сутки и не встретили на пути ни одного немца, лишь брошенные чемоданы, сумки, вещевые мешки, шинели, немецкие автоматы. Немцы драпали до р. Волхов без оглядки. Мы встретили немцев в пос. Пшенищище и Водосье. Здесь мы приняли бой.
Полк, подходя к пос. Водосье, имел на вооружении полковую артиллерию, но не было снарядов, имел минометы, но не было мин. 70 % солдат были вооружены карабинами, а остальные — барнаульскими деревянными трещотками. Но эти трещотки сыграли свою роль. На пос. Водосье наступали ночью, и такой был создан шум и треск из этих трещоток, что немцы, напуганные «катюшей», выскакивали из домов в одних подштанниках с шинелями в руках и драпали без оглядки до Волхова. Очухались только днем, сообразив, что шуму много, а потерь мало.
Полк вышел на р. Волхов, и немцы встретили нас сильным минометным огнем. Командир полка майор Пискунов пытался связаться со штабом дивизии, но связи не было; 1238-й и 1240-й полки отстали, поддержки не было. Тогда командир полка приказал временно прекратить наступление и в 9 вечера пригласил в штаб командиров батальонов и артиллеристов на полковой совет, как он это называл. Объяснив обстановку, одновременно послал в штаб дивизии адъютанта с письмом, в котором просил командира дивизии как можно быстрее подтянуть полки. Прибыл комдив майор Коркин и заявил, что 1238-й и 1240-й полки прибудут только утром. Командир 2-го батальона старший лейтенант Ганник, опытный офицер, предложил обойти немцев с левого фланга: «Там незначительная охрана, как доложила разведка, и мы займем тот берег. Это я сделаю со своим батальоном. Утром полки поведут наступление через Волхов, а я с батальоном зайду в тыл, и группировка противника будет разгромлена». Но командир дивизии не согласился и приказал окопаться до утра. Потом отдал приказ наступать в 12 часов дня в лоб без артподготовки, и нашу дивизию на р. Волхов положили на 50 %. После этого дивизия отошла на свои рубежи, но 2-й батальон с командиром старшим лейтенантом Ганником обошел противника с левого фланга, занял выгодные позиции и мог обстреливать противника с высоты и гнать дальше. Однако командир дивизии приказал ему отвести батальон назад. При отступлении старший лейтенант Ганник погиб на р. Волхов от разрыва мины. Его все жалели: Ганник был смелым боевым офицером и погиб зря.
В этом бою наша сибирская дивизия потерпела полный разгром. Остались убитыми на льду Волхова около четырех тысяч боевых товарищей, и мы не в состоянии были их похоронить. Две тысячи раненых отправлены в госпитали. Замечательные были командиры, политработники и солдаты, преданные Родине.
20 декабря 1941 г. получили приказ отвести нашу дивизию в тыл на формирование. По существу, мы не воевали, а позорно отходили в тыл. В 12 часов ночи прибыла новая дивизия, заняла наши рубежи, и мы отошли в лес, на 3 км от переднего края. Тут командир дивизии майор Коркин допустил еще одну ошибку, приказав не трогаться до утра. Несмотря на протесты командиров полков, комдив категорически запретил отход с передовой до утра, сказав, что «сибирская дивизия не может позорно отходить, крадучись, ночью. Наши солдаты стойкие, смелые, не трусы, смеясь, пойдут с передовой открыто, маршем, только днем». 21 декабря 1941 г. командир дивизии вызвал всех командиров полков и приказал им идти колоннами по шоссейной дороге на Гладь, где будет получено пополнение. В 10 часов утра наша дивизия двинулась. Командир дивизии во главе со штабом, командирами полков и комиссарами, верхом на лошадях, повели дивизию походным маршем с передовой. Полки шли на марше общей колонной среди белого дня. Немцы это обнаружили и выслали 3 бомбардировщика и 2 истребителя, которые начали нас бомбить. А колонна все двигалась по шоссе, и ни один офицер не подал команды, чтобы спасаться, хотя с обеих сторон был лес. Видимо, на самолетах кончились боеприпасы, они совсем обнаглели, низко спустились и стали нас «лыжами давить». «Спасайтесь!» — закричал наконец какой-то офицер из зенитчиков, стоявших в лесу. Сначала отдельные группы, а потом и все хлынули в лес. Я шел в колонне с полковой санчастью, раненых не было — эвакуировали до похода. Капитан медслужбы Ковалевский обратился ко мне: «Что будем делать?» Я ему ответил, что спасать личный состав, после чего все бросились в лес. Я пробежал не более 20 метров, за меня ухватилась фельдшер Русанова Валя, и мы оба упали в снег. Стервятник, пролетая над нами, обстрелял из пулемета. Пуля попала в спину Русановой и вышла через живот. Рядом был фельдшер Груздев, мы взяли Валю на руки и отнесли в лес. Груздев сделал ей перевязку. Как только кончили летать над нами стервятники, я вышел на дорогу и остановил первую повозку, ехавшую со снарядами. Русанову положили прямо на снаряды и доставили в госпиталь, где ей сделали операцию. Она осталась жива.
Мы пришли в расположение полка уже утром; в лесу было очень трудно найти своих: там находилось много частей из разных дивизий.
Я пошел в хозчасть полка, где находился мой ящик с деньгами и документами, которые охранял писарь, он же — часовой. В г. Сокол я получил деньги в полевой кассе Госбанка для выдачи денежного содержания личному составу, но не успел раздать. И вот писарь Бушуев докладывает мне, что железный ящик со всеми деньгами и документами потерян: видимо, ночью выпал из саней… Я так и сел на снег. Что делать? Где искать? В ящике находились 10 тыс. рублей и все секретные документы: сколько личного состава, сколько пулеметчиков, артиллеристов, минометчиков в стрелковом полку. Я понимал, что, если не найду этот ящик, меня расстреляют. Писаря я не стал ругать, что толку? Сказал делопроизводителю хозчасти Иванову, что пошел разыскивать ящик, и предупредил его, чтобы ничего пока никому не говорил. Пошли мы с Бушуевым вдвоем разыскивать злополучный ящик, уставшие, голодные. Мы не шли по снежной дороге, а просто бежали, писарь едва поспевал за мной. У всех встречных спрашивали, не видели ли железный ящик на дороге. Я по этой дороге ночью шел и не видел ящика. В поселке возле дороги был колодец с журавлем, и там набирала воду женщина. Услышав наш разговор, она окликнула нас. Оказывается, наш ящик она нашла рано утром около колодца и он находится в ее квартире у военных, которые там живут. Как только мы вошли в дом, сразу увидели в сторонке наш ящик. Я воскликнул: «Вот он!» Ко мне подошел капитан, спросил: «Чем вы докажете, что это ваш ящик?» Я ему показал свое офицерское удостоверение и рассказал, что находится в ящике, вот и ключи от него. Он поверил и разрешил открыть ящик. Все это подтвердилось. Солдаты так и ахнули, увидев в ящике много денег: «На эти деньги можно было б погулять!» Но офицер строго ответил: «Вы бы погуляли, нет сомнения, досыта, а товарища бы расстреляли! Забирай свой злополучный ящик и неси в свою часть!» Я поблагодарил, и мы с Бушуевым пошли в свой полк. Каким же этот ящик оказался тяжелым! В нем было весу около 40 кг. Вышли за деревню, нашли палку, продели в скобы и понесли на плечах, тогда стало легче.
