кожи вокруг рта и глаз. Он лишь смотрел на них и улыбался.
Улыбка была пустой. Мертвой.
Я не помнила, когда его удар впервые достиг цели. Кажется, он задел мне бок. Я пошатнулась, не смогла увернуться от следующего удара. Подняв голову и увидев занесенный меч, я подумала: «Ну вот и все. Это конец».
Он стоял с поднятым мечом, не обращая внимания на струйку черно-красной крови, вытекающей из левого бока.
Меня спас Райн. Он бросился на Симона, и они закружились в смертельном танце.
В шуме и грохоте боя, идущего внизу, тонули все прочие звуки, кроме моего дыхания и ударов сердца, отдающихся в ушах. Я приказала себе успокоиться, и поскольку Симону было не до меня, мельком взглянула на происходившее внизу.
А там в разных частях города творилось одно и то же: кровавое побоище.
Наши противники до поры до времени таились, заманивая нас поближе. И теперь отряды кроверожденных выплеснулись из замка на улицы, словно потоки огня. Воины отрядов Кетуры падали, как скошенная трава. Вопли умирающих демонов тонули в криках умирающих вампиров. Солдаты Джесмин, едва выйдя из туннелей, столкнулись с вражеской стеной, ожидавшей их и значительно превосходившей числом.
А Симон с его жуткой, отвратительной магией (не знаю, как она называлась) продолжал биться, не замечая своих ран.
Мы проигрывали.
Проигрывали по всем статьям.
Нужно отступать. Немедленно.
Думаю, ужас на моем лице сказал Райну все, что ему требовалось знать о положении наших войск.
Когда я вновь двинулась на Симона, Райн прохрипел:
– Возвращайся.
Единственное слово, которое он сумел произнести.
Я поняла вложенный туда смысл: «Возвращайся к остаткам наших сил. Уводи их из города». Об этом я не желала даже думать.
Мы могли спасти положение, и для этого всего-навсего требовалось убить Симона. Я не собиралась убегать. Я не хотела отдавать трон этому самозванцу и его зловещей силе, добытой за счет магии моего отца.
С меня довольно. Я и так с раннего детства была окружена теми, кто считал, что могут отнять у меня все. Сама мысль хотя бы о еще одной секундной уступке вызывала во мне бешенство.
Удары сердца громко отдавались в ушах. Все тело пылало.
«Это мое королевство, – прошептал Винсент, и его слова проникли мне в кровь, достигнув сердца. – Это мой замок. Они мои. Не позволяй никому отнять их у меня».
«Они мои», – вторили удары сердца.
Королевство и замок были моими.
Я никому не позволю отобрать их у меня. И уж точно не позволю этим мерзавцам убить Райна.
Райн повернулся к балконным дверям, откуда выбегали ришанские солдаты, чтобы отвлечь его внимание в столь критический момент.
Его, но не мое. Я едва заметила их появление.
Я намеренно позволила гневу ослеплять меня и управлять мной. В таком состоянии я бросилась на Симона.
Внимание сузилось до лезвия меча. Приятно было видеть, как он вспарывает плоть Симона. Ночной огонь разрастался, окутывая все мое тело. Гнев сделался неуправляемым, и моя магия лишь подпитывала его.
Симон вздрогнул. Его тело накренилось.
Кто-то засмеялся, и я не сразу поняла, что это мой смех. Я широко улыбалась, глядя, как он выпрямляется и смотрит на меня. Вся его нечестивая сила сосредоточилась в одной точке. На моем лице.
Я не боялась.
Мы одновременно сделали выпад. Наши мечи встретились вновь. Каждый удар был беспощадным. Я погрузилась в опьяняющий туман мести, и это ощущение мне очень понравилось. Каждая нанесенная Симону рана будоражила меня, словно глоток крепкой выпивки или дым дурманного зелья.
Однако Симон не сдавался.
Райн, окруженный ришанами, не мог мне помочь.
Симон перешел в наступление.
Впервые я ощутила страх, когда от его мощного удара во мне что-то хрустнуло. Я сумела парировать удар, но от боли, пронзившей тело, перехватило дыхание.
Это тебе не учебный поединок, который можно прервать, чтобы собраться с мыслями.
Атака Симона продолжалась. За первым мощным ударом последовали второй и третий. Вскоре я могла лишь уворачиваться, кое-как парируя его удары, и пятиться, чтобы не потерять равновесие. Но он все-таки вышиб меня.
С каждой секундой я все отчетливее сознавала, что проигрываю поединок.
Симон ранил меня в плечо, потом в руку и бедро. Боль, пронзавшая меня, была глубже телесной. Нас окружала его магия с отвратительным красным дымом. Покореженный кулон в его груди как-то странно вздрагивал.
Я ощущала холодную ярость Винсента, его потребность владычествовать. Все это билось внутри меня, не находя выхода. Магия Отнимающего сердца была сильной, но уступала зловещей магии Симона. Но магии ли? Я не знала, как назвать то, что он сделал с собой.
Уворачиваясь от очередного удара, я отпрыгнула назад и вдруг уперлась спиной в балконные перила. Как же я не рассчитала? Мне отсюда никуда не деться.
Жаркий ветер прижимал мои волосы к затылку и трепал узел, в который были стянуты волосы Симона. Выбившиеся пряди делали его облик еще чудовищнее. Симон навис надо мной. Окровавленные губы расплылись в улыбке.
Райн безотрывно смотрел на меня и пытался пробиться на помощь. Ему мешали ришанские солдаты. Он уложил одного, второго…
Ему не успеть.
Матерь милосердная, сейчас меня не станет.
«Но зато какая это будет смерть».
Не знаю, кто произнес эти слова: я или Винсент.
Пальцы Симона уперлись мне в подбородок и развернули лицом к нему, словно ему стало любопытно.
Его улыбка стала кислой.
– Человеческая девчонка. Всего-навсего.
«Умру сражаясь», – пообещала я себе, когда мы оба подняли мечи.
Его удар был сокрушительным.
Меня ослепил всплеск магии. От оглушающего треска зазвенело в ушах. Что-то острое полоснуло по мне, ранив в обе щеки и задев руки.
Я едва их ощутила, боль была во всем теле.
Симон пошатнулся, скрючился, но было слишком поздно.
Я тоже падала. Тело не рухнуло камнем вниз. Оно медленно перевалилось через перила. Последним, что я видела, были испуганные глаза Райна. Он вырвал меч из тела очередной жертвы и бросился ко мне.
Как же ему было страшно!
Я потянулась к нему, но это не спасло меня от падения.
Я плавала в невесомости, где перемешались миры.
В одном я слышала лишь крики, хлопки взрывов и отчаянные голоса, отдававшие приказы.
В другом – только отцовский голос из воспоминаний детства. Там я чувствовала лишь его руки, до боли обнимавшие меня. Но такой была любовь Винсента, спрятанная в острых кромках и всегда вызывающая боль.
«Я говорил тебе, чтобы не залезала так высоко, – сурово отчитывал он меня. – Сколько раз ты слышала от меня, что так делать нельзя?»
«Знаю, – хотела ответить я. –
