class="p1">Люди, которые в собственной стране не видели не то что Стамбула, Анкары или Измира, но и ближайшего к своей деревне городка, внезапно оказывались во Франкфурте, Гамбурге или Берлине. Каждый мигрант звал к себе земляков. Мюнхен стали называть «шестьдесят восьмым вилайетом Турции» (тогда в стране было 67 провинций). Если не каждого мигранта, то, во всяком случае, большинство из них ждал культурный шок, от которого они замыкались в себе и упорно держались закоснелых ценностей, которым, может быть, и не были бы настолько привержены, если бы остались на родине.
Правительство ФРГ, которое ранее в том, что касалось использования ислама в политических целях, имело дело в основном с египетскими «Братьями-мусульманами» или с представителями тариката Накшбандия среди выходцев из Средней Азии (и, например, поручило строительство мюнхенской мечети Нуреддину Намангани), внезапно столкнулось с хлынувшим в страну потоком сотен тысяч других мусульман.
В 1960-е и 1970-е годы сотрудники НРО в Германии и других странах с большим количеством турецких рабочих в большинстве случаев работали под видом «атташе по вопросам труда»[523].
С середины 1960-х годов, то есть с того времени, когда в Турции началась политическая поляризация, немецкие власти стали принимать особые меры для того, чтобы турецкие политические конфликты не перекинулись на территорию ФРГ. Таким образом, Турция оказалась одной из весьма немногих стран, находившихся в сфере интереса как внешней (БНД), так и внутренней (ФВОК) немецкой разведки. В связи с этим НРО стал держать своих представителей как Мюнхене, так и в Кёльне, где в те годы находились штаб-квартиры, соответственно, БНД и ФВОК. Мюнхен был особенно важен для турецкой разведки как центр европейских операций ЦРУ. В связи с армянским вопросом важны были Париж и Брюссель (где находились руководящие органы НАТО и Евросоюза), но Мюнхен имел особую значимость.
В Мюнхене в свое время поработали три человека, один из которых впоследствии возглавит Национальную Разведывательную Организацию, а два других дослужатся до поста заместителя главы: Эмре Танер, Микдат Алпай и Джеват Онеш.
Представляет интерес следующее утверждение Онеша:
«Для немцев первоочередной политической целью всегда была ассимиляция турок. В этом они добились очень скромных успехов. Задачей же Турции было помешать ассимиляции. Для этого турецкое государство использовало националистические и исламистские группировки».
Таким образом, возник серьезный конфликт интересов: синтез тюркского национализма и исламизма, который в целях борьбы с СССР поддерживали Соединенные Штаты, мог представлять опасность для национальной безопасности ФРГ.
Микдат Алпай высказался кратко и по существу:
«Тюркско-исламский синтез – проект американцев. Они хотели использовать против Советов и этнический, и религиозный фактор; на этой почве их и объединили».
Холодная война шла полным ходом, и ее бойцы продолжали нести службу: Рейнхард Гелен – в ФРГ, Маркус Вольф – в ГДР, Гейдар Алиев – в СССР, Рузи Назар – в Турции; Фуат Догу – во главе НРО.
В сложившихся условиях особую важность приобретала работа с исламистскими группировками. Турция хотела иметь влияние на живущих в Германии соотечественников посредством Управления по делам религии. Власти ФРГ не хотели давать на это разрешения. Они предпочли иметь дело с общиной сулейманджи, и если УДР вплоть до 1980-х годов не могло добиться права вести свою деятельность в Германии, то для сулейманджи двери были открыты с начала 1970-х годов. Это был выбор, сделанный узбеком Нуреддином Намангани, который когда-то был главным имамом в нацистских войсках, затем, будучи уже связан с ЦРУ, ездил в Турцию «завершить религиозное образование» в общине сулейманджи, а вернувшись, получил от немецкого правительства назначение в Управление по делам религий ФРГ[524].
После военных переворотов 1971 и 1980 годов из Турции в Европу, главным образом в Германию, устремлялся поток политических беженцев, среди которых были правые, левые, исламистские, курдские активисты и боевики; с собой они везли и свои взаимные конфликты.
Специалист по германо-турецким отношениям Доган Карлыбель пишет:
«Видя, что такое положение дел наносит ущерб репутации и авторитету государства, немецкая контрразведка решила напрямую разобраться с крайне правыми турецкими группировками. Первой мишенью стала Федерация Турецких Общин Европы, лидером которой был Муса Сердар Челеби. (…) И сам Челеби, замешанный в подготовке покушения на папу римского, и некоторые другие руководители и активные члены этой организации, имеющие отношение к торговле наркотиками, были арестованы и допрошены, а затем (с помощью адвокатов со связями) им предоставили „свободу и политическую неприкосновенность“ в обмен на обещание направить свою энергию в сторону политического ислама, а не национализма»[525].
«Муса Сердар Челеби до сих пользуется влиянием в Германии, – заметил в беседе со мной Джеват Онеш и добавил, – Такими способами немецкие спецслужбы держали под контролем националистические и левые организации, а также те, что были связаны с Рабочей Партией Курдистана. Кроме того, с помощью этих организаций они собирали информацию в Турции».
Иными словами, Германия, предоставляя радикальным турецким организациям неприкосновенность в обмен на «хорошее поведение» на ее территории, одновременно обеспечивала собственную внутреннюю безопасность и получала дополнительный канал для сбора разведывательной информации о Турции.
В НРО начинаются перемены
В те годы, когда Фуат Догу находился в Афганистане, эта страна, вместе с Турцией, Ираном и Пакистаном, входила в зону интересов азербайджанского КГБ, во главе которого стоял Гейдар Алиев, поскольку именно из Баку осуществлялся контроль за проводимыми в регионе операциями; Алиев и сам в свое время работал в кабульской резидентуре советской внешней разведки.
Служба Национальной Безопасности держала агентов на Балканах, на Кавказе и в Средней Азии, внутри страны создавала подразделения для борьбы с коммунизмом, о котором здесь никто и знать ничего не знал, кроме горстки членов турецкой Коммунистической партии, участвовала в американском тюркско-исламском проекте, но при этом не имела ни малейшего представления о стратегических операциях ЦРУ, непосредственно связанных с Турцией. С авиабазы Инджирлик взлетали самолеты-шпионы; в Карамюрселе, Самсуне, Синопе и Диярбакыре с разрешения турецкого правительства работали радары, передававшие данные электронной разведки в США, но ни правительство, ни НСБ не имели доступа к этим данным.
Логично, что после переворота 27 мая одной из первых мер военных властей должно было стать возвращение разведки под руководство выходца из армии. Главой НСБ был назначен ветеран службы, пришедший в нее в 1938 году Зия Сельышык.
С этого момента мы видим, что деятельность ЦРУ на территории Турции меняет характер. Примерно за полгода до переворота в страну прибыл суперагент, в котором, если можно так выразиться, нашла телесное воплощение сформулированная в 1955 году идея синтеза тюркского национализма и исламизма – Рузи Назар. В сферу его ответственности, как
