Трент с видимым усилием подавил собственную злость, не давей проявиться. Держа локти на столе так, что рукава халата откатились, открыв волосатыеруки, он ответил:
– Я бы предпочел, чтобы вас отвез Квен, миз Морган.Честно говоря, мне не хотелось бы сейчас говорить с миз Тамвуд. – Он посмотрелна Элласбет: – Мне позвонить в аэропорт, или же ты останешься еще на одну ночь?
Приглашающих интонаций в этом предложении не было ни капли.
– Я останусь, – ответила она напряженно.
Нагнувшись, она подняла пакет и пошла к двери. Я смотрелавслед ее быстрой вихляющей походке, видя в этой женщине опасную комбинациючерствости и эгоизма.
– Она единственный ребенок в семье? – спросила я, когдазвуки ее шагов заглушил ковер.
Трент моргнул, чуть разлепил губы:
– Да, единственный. Прошу вас. Он жестом пригласил менясесть.
Не слишком уверенная, что мне хочется есть в этом обществе,я робко села в кресло напротив Трента. Мои глаза обратились к ложному окну,занимавшему всю стену, за которой расположилась еще одна маленькая гостиная.Если верить часам, на которые я успела взглянуть, было уже почти одиннадцать, ибезлунная ночь была темна.
– Прошу прощения, – сказала я, покосившись на дверь вкомнаты Элласбет.
На миг у него на скулах появились желваки и тут же исчезли.
– Могу я предложить вам кофе?
– Да, спасибо, это было бы здорово.
Я чуть не падала от голода, а жар от ванны меня вымоталокончательно. Вытаращенными глазами я смотрела, как почтенная матрона впереднике неспешно вышла из кухоньки, приткнувшейся в глубине комнаты. Двери укухни не было, но женщину эту я заметила только сейчас.
Улыбнувшись мне широкой улыбкой, она поставила кружкунебесно пахнущего кофе, потом перед Трентом – чайную чашку поменьше с янтарнойгорячей жидкостью. Мне показалось, что я слышу запах гардений, но я не былауверена.
– Огромное спасибо, – сказала я, беря кружку ладонями ивдыхая ее пар.
– На здоровье, – ответила она с профессиональнойтеплотой хорошей официантки. И повернулась к Тренту, улыбаясь: – Что прикажетеподать, мистер Каламак? Для настоящего обеда уже поздновато.
Дуя на кофе, я подумала о различии режима у колдунов иэльфов, и меня заинтересовало, что в течение суток хотя бы один из наших видовнепременно бодрствует и что обедаем мы примерно в одно и то же время.
– Тогда пусть будет ненастоящий, – сказал Трент, явнопытаясь поднять настроение. – У меня в животе остались фунта три реки Огайо –может, вытесним их легким завтраком? Как обычно, Мэгги.
Женщина кивнула, при этом белые гладко зачесанные волосыдаже не шевельнулись.
– А вам, дорогая? – спросила она у меня.
Я посмотрела куда-то примерно между этой женщиной и Трентом.
– А как обычно – это что?
– Яичница из четырех яиц и три ломтя ржаного хлеба,обжаренные с одной стороны. Я почувствовала, что бледнею.
– И это называется легкий завтрак? – спросила я, не успевпоймать себя за язык.
Трент поправил воротник пижамы, выглянувший из-под халата.
– Метаболизм высокий.
Мне снова припомнилось, как они с Кери переносят холод. Итемпература реки на него не очень подействовала.
– А, – сказала я и сообразила, что Мэгги все еще ждетмоего ответа. – Тосты – это хорошо, только яичницы мне не надо.
Трент, приподняв брови, отпил чаю, глядя на меня поверхчашки. – Да, верно, – сказал он, просто констатируя факт. – Яйца вы плохопереносите. Мэгги, тогда пусть будут вафли.
Я ошеломленно откинулась в кресле:
– Как ты узнал…
Трент пожал плечами. В купальном халате, босиком, он оченьнеплохо выглядел. Ноги у него красивые.
– Вы не подумали, что мне может быть известно вашемедицинское досье?
Мой интерес угас, когда я вспомнила, как умер Фарис прямо унего в офисе. Ничего умнее не придумала, как с ним ужинать?
– Вафли – это отлично.
– Если вы не хотите чего-нибудь более традиционного дляобеда. Китайская кухня много времени не займет, а клецки к супу вонтон у Мэггилегендарные.
Я покачала головой:
– Вафли вполне подойдут.
Мэгги улыбнулась и поспешила обратно в кухню хлопотать:
– Минуты не пройдет.
Я положила салфетку на колени, думая, насколько эта сцена«Рэйчел-давай-будем-милы-друг-с-другом» связана с тем, что в соседней комнатеЭлласбет, а Трент хочет ее наказать за ревнивые подозрения. Решив, что мне этовсе равно, я положила локти на стол и сделала глоток такого кофе, какого мне вжизни пить не приходилось. Закрыв глаза над поднимающимся от него паром, язастонала от наслаждения.
– Боже мой, Трент, – выдохнула я, – как это чудесно!Резкий стук каблуков по ковру заставил меня открыть глаза.
Снова начинается.
Я выпрямилась в кресле, когда вошла Элласбет в распахнутомманто, открывавшем накрахмаленную белую блузку и персикового цвета шарф. Яглянула на кольцо у нее на указательном пальце и побледнела. На одно сверканиеот этой штуки можно купить власть над целым городом.
Элласбет села рядом со мной – слишком близко для того, чтобымне это нравилось.
– Мэгги? – сказал она небрежно. – Мне только чай сбисквитами. Я ела в городе.
– Да, мэм, – ответила Мэгги, высунувшись в арку. В еетоне не было никакой теплоты. Явно Мэгги не любила Элласбет.
Элласбет зафиксировала на лице улыбку, положила длинные, свиду хрупкие пальцы на стол, чтобы ее обручальное кольцо все рассмотрели какследует. Стервоза.
– Кажется, нам стоит начать с нуля, миз Морган, – сказалаона жизнерадостно. – Вы с Трентоном давно друг друга знаете?
Не нравилась мне Элласбет. Я, конечно, тоже бы сильнорасстроилась, если бы пришла домой и обнаружила у Ника в ванне девицу, но послетого, как она орала на Трента, не могла я найти в себе никакого к нейсочувствия. Обвинить человека в измене – это сурово… и у меня улыбка сползла слица, когда я доперла, что чуть не поступила с Ником именно так. Я его обвинилав том, что он меня бросил, да еще и спросила, нет ли у него другой. Разница,конечно, есть, но не очень большая. Черт, надо будет мне извиниться. И то, чтоон не сказал мне, где был последние три месяца, пока меня избегал, уже неказалось мне достаточной причиной. Но я хотя бы не обзывала его никак…
Оторвавшись от этих мыслей, я улыбнулась Элласбет:
– О, мы с Трентом давние знакомые, – сказала я светскимтоном, наматывая прядь волос на палец и вспоминая, что теперь она куда короче.– Мы познакомились в детском лагере. Романтичная история, если подумать.