Работа давно закончена, но ребята стоят, слушают и почему-то стесняются поднять глаза на старого генерала. Потом они выходят из квартиры, никто не произносит ни слова.
«Нет, кажется, никакой реставрацией не пахнет. Пахнет разбродом, пахнет толпой. Кто во что горазд… Когда все по любому поводу имеют одинаковое мнение – плохо. Это застой. Но если нет согласия даже в главном, то разве это общество? Общество – это люди, имеющие что-то общее. А что общее у нас? Растерянность. И единственное желание: дайте мне сытую жизнь прямо сейчас и бесплатно. И почти все недовольны. Одному было лучше раньше, другому и тогда, и сейчас плохо. И все глухи к слову соседа, глухи, как спины. И никто не умеет думать. Прав генерал от авиации. Он-то прозрел, многое понял и ужаснулся. Общества нет. Есть лживая верхушка и толпа. Служить верхушке и стоять в толпе противно, стать выше тех и других не выходит. Неужели мы так ничего и не можем? Один раз смогли – в ту ночь у Белого дома. Пошли на общее дело. И тогда не стреляли. А если… Наверняка, найдутся герои, которые побегут затыкать грудью амбразуры. Но большинство прикинется случайными прохожими. Поговорить – да, обхамить оппонента – да, а выйти и в опасном конфликте встать на чью-то сторону… Мы превратились в маленьких озлобленных людишек. Орда Башмачкиных, осмелевших до тараканьей наглости: в темноте, за чужими спинами погрозить кулаком и быстренько спрятаться за ведром за мусорным».
В Мите ворочался прыщавый хмурый мизантроп.
Трубку подняла Белла. Это необычно – всегда к телефону подходил Серёжка.
– Митя? Конечно, приезжай… Вечером мы дома.
Митя шлёпал по растоптанной снежной каше. Такую же кашу машины месили на мостовой. Когда-то Кузьминки считались далёкой окраиной. А нынче у метро стоят ларьки, народу – что в центре. До Нового года ещё далеко, но праздничная лихорадка началась заранее. Торговые точки, демонстрируя полное отсутствие фантазии у своих хозяев, одинаково принаряжены мишурой, гроздьями дешёвых блестящих шариков и гирляндами мигающих разноцветных лампочек. Покупатели перебегают от ларька к ларьку гораздо быстрей, чем обычно.
Дверь открыла Белла. Она ещё больше раздалась. Пока она подбирала Мите тапочки, успела предупредить:
– У Серёжи сильно испортился характер. Хотя вы с ним и старые друзья, но он может такое ляпнуть… Ты имей в виду… Делай поправку на его старческую дурь.
Серёжка в сиреневой майке, тренировочных штанах и рваных шлёпанцах сидел в любимой позе, облокотившись спиной о стену. Он отложил в сторону «Аргументы и факты» и снял очки.
– Привет! Чего редко появляешься?
Серёжкину чернявую шевелюру сильно разбавила седина. Под глазами мешки, морда выдержана в багровых тонах. Отцовские гены – ничего не попишешь. Только проволочных бровей нет. Да и вообще он не такой волосатый. Род Терешковых эволюционирует. Но постарел он заметно.
В квартире стоял запах прокисших щей.
– К нам теперь перестали ходить. Раньше, когда я в силе был, во мне нуждались. А теперь все забыли.
– Ну и чем ты сейчас занимаешься? – спросил Митя.
– Ничем не занимаюсь. Издательство моё развалилось. Да оно и раньше непонятно зачем существовало.
Белла, как всегда ловко, накрывала на стол. Серёжка брал пальцами то кусочек колбасы, то кусочек сыра и клал себе в рот.
– Из старой гвардии те, кто повыше сидел, и сейчас деньгами ворочает. Кто-то к ним пристроился. А кто и никуда не пристроился. Как я.
– А живёшь-то на что?
– У меня жена высокооплачиваемый сотрудник чего-то там такого. Вот паразитирую, живу за её счёт.
Когда немножко выпили, Митя поинтересовался:
– Перспективы-то какие-нибудь есть?
– На сегодняшний день имеется три варианта. Должны позвонить. Кто первый подсуетится, тому повезёт. Такие кадры, как я, на улице не валяются. Так, стоп. Я должен таблетку принять.
– Ты же выпил, таблетки с водкой не совмещаются.
– Я лучше знаю. Тоже мне – специалист…
Пока он в соседней комнате принимал лекарство, Белла, чуть наклонившись к Мите, поясняла:
– Его, дурака, уже несколько раз устраивали в разные места. Но он же ничего не умеет. Его берут на рядовую работу, а он сразу всех учить начинает. Вот недавно его пристроили курьером. Какая-то мелкая студия занимается, как я поняла, наложением музыки на отснятые телепередачи. Студия арендует помещение в одной организации. Серёже надо привезти им кассеты, а потом увезти их обратно. Всё. Казалось бы, любой справится. Так нет – он умудрился одну кассету размагнитить, другую – совсем потерять. При входе надо охране показать пропуск. Так этот болван начал права качать: его, видишь ли, должны узнавать в лицо…
Белла резко оборвала рассказ – в комнату вернулся Серёжка.
– Ты её не слушай, она тебе наговорит. Дура – и есть дура.
– Ну, уж ты шибко умный.
– Вот ты говоришь «перспективы», – погрузившись на стул и не обращая внимания на жену, принялся рассуждать Серёжка. – Если иметь голову на плечах, перспектив можно насчитать вагон и маленькую тележку. Тут мы как-то собирались, так только один я, сколько вариантов предложил? – обратился он к Белле.
– Ага. А Ромка, кстати, единственный из вас, кто по-настоящему зарабатывает деньги, а не треплет языком, доказал, как дважды два, что все твои прожекты – чепуха, бред си…
– Молчи, падла!!! – рявкнул Серёжка, со всего размаха ударив кулаком по столу.
– Вот видишь, как он с женой разговаривает, – искала поддержку у Мити Белла.
– Твой Ромка, – совершенно спокойным голосом продолжал Сергей, – сволочь, каких свет не видывал. Он за копейку маму родную зарежет. А я жил всегда по-совести. Я за каждый свой поступок, за каждую подпись отвечу и краснеть не придётся. А ты знаешь, каково порядочному человеку работать среди вот таких ромок? – Эта семья определённо выбрала Митю третейским судьёй. – Где друг друга подсиживают, исподтишка строят козни, начальству подлизывают задницы. Где карьеру делают по блату. А ты должен оставаться в этой среде человеком. Каждый день ходить на работу в свинарник и не превратиться в поросёнка…
«Восторг! Неужели он всё это – искренне? А как же досье на своего начальника? А как же планы устроить карьеру с помощью тестя?»
– Ты же ведь мало обо мне знаешь, – продолжал Серёжка. – Я, правда, в номенклатуру попасть не успел, но в обойме сидел достаточно прочно. Ты, хоть понимаешь, в чём разница?
– Нет.
– У нас считается, что номенклатура – это власть. Попал в номенклатуру – ты хозяин какого-то маленького кусочка этого мира. Ты руководишь, тебя слушаются. Ты поднял трубку, сказал пару слов, и там, на другом конце, начинается суета, человечки спешат выполнить и не навлечь на себя твоего недовольства. Чем выше по лестнице, тем твоя вотчина больше.
– А что такое «обойма»?
