город поднялся над полноводной обской протокой и стоит вот уже двадцать лет. Был там Краюхин позже на разных выборных должностях и много старался, чтобы людям жилось в Нефтеграде уютно и обеспеченно, в просторных квартирах со всеми удобствами. Чтобы прославленные театры сюда приезжали, ансамбли, оркестры, ибо давно и мудро изречено, что не хлебом единым жив человек. Тогда в Нефтеграде был партком, и Краюхин занимал там должность заместителя секретаря парткома.
Последние года четыре Владимир Иванович был председателем райисполкома в хлеборобном районе области. Работал, старался, но уехать ему оттуда хотелось: отчасти из-за того, что Север манил, отчасти по причине трений с первым секретарем райкома. Уж больно тот был слабосильный, осторожно-стеснительный, ждал больше подсказки сверху и мало что решал сам. Уметь оглядываться, конечно, надо, но не до такой же степени. А у Краюхина натура требовала размаха и широты, простор ему нужен был, дела недюжинные. В Нефтеград, откровенно сказать, он не рвался. Там все давно притерлось, отладилось. Манила его новизна Кудрина, туда не терпелось попасть. Обстановку, какая сложилась в этом нефтегазоносном районе, Владимир Иванович изучил хорошо, словно не только чувствовал, но и наверняка уже знал, что рано иль поздно туда попадет. Месторождения еще только предстоит осваивать, обустраивать. Как следует к промыслам там еще и не приступали — течет с кудрииских площадей жиденький нефтяной ручеек, вливает в общий поток несколько тысяч тонн, а надо вливать миллионы. Не капилляром каким-нибудь быть, не придатком — полнокровной артерией. Нефтепровод построен, но он не наполнен. Средств в эти месторождения вбили с лихвой, а отдача пока мизерная. Город Сосновый в зародыше, его надо строить, без своей опорной базы далеко не шагнешь, так и будешь топтаться на пятачке. Палеозойская нефть — проблема огромная. Газ собирать надо и до ума доводить, хватит отапливать небо. Есть над чем призадуматься, есть…
Избрали Краюхина первым секретарем Парамоновского райкома согласно, речь его краткую выслушали. Отметили, что не многословен, не из тех, кто любит переливать из пустого в порожнее, штампами не оброс, не витийствует. И биография трудовая. Нефтяной север знает не по наслышке. Все были согласны, что замена Кучерову пришла достойная, хотя отпускали Игнатия Григорьевича на службу в область с большим сожалением.
На бюро обкома тоже препятствий не было. Только после бюро приятель один, давно знавший Краюхина, оттеснив Владимира Ивановича в уголок, ощупал с улыбкой его могучие бицепсы, размахом рук своих плечи ему измерил и как бы для уточнения спросил:
— И какой ты имеешь вес?
— Если в масштабах Парамоновского района взять, то пока чисто номенклатурный. Авторитет и влияние еще зарабатывать надо.
— Да я про твой вес физический спрашиваю! — рассмеялся душевно приятель.
— Мой физический вес уже много лет постоянный и равняется ста двенадцати килограммам.
— Ну тогда тебе и карты в руки, — подмигнул ироничный и добродушный человек. — С таким здоровьем ты поднимешь Парамоновку на новую ступень! Желаю успеха…
За полгода Краюхин побывал во всех населенных пунктах парамоновской земли, имел представление о шпалозаводе, о рыболовецких бригадах, о каждом совхозе, сплавном участке и леспромхозе, успел облетать многие буровые, знал, чем дышат сейсмики и нефтеразведчики, кто нуждается в помощи, без которой немыслимо двинуться дальше, кто из руководителей заваливает работу на вверенном ему производстве по нерасторопности, нерадивости. Таких на первый случай можно было предупредить, приглядеться к дальнейшему их поведению и сделать вывод: или способны хозяйствовать и выправляются, или негодны и от таких надо скорей избавляться.
Конечно, сильный, умелый хозяйственник — ценность в любом настоящем деле. О таком не скажешь, что он так хозяйничает, что от себя по миру ходит. Хозяина видно и по делам, и по речам. Кто говорит водянисто да обтекаемо, тот и в работе ни рыба, ни мясо. Краюхин по житейской практике это давно усвоил.
По осени — урожай еще не везде в районе сняли — довелось Владимиру Ивановичу заехать на Рогачевское отделение совхоза «Кудринский» к Чуркину, о котором секретарь райкома был уже немало наслышан, но встречались они впервые лицом к лицу. По рукам поздоровались — крепко жали, улыбались друг другу открыто, прямо в глаза глядели. Пальцы стиснув, не спешили их разжимать, покрякивали: мускулистые, крепкие у обоих руки, ладони литые, горячие.
— Вот ты какой! — сказал секретарь райкома.
— Кто-то меня не таким рисовал? — спросил Чуркин.
— Сходство полное, не завысили, не занизили, — ответил Краюхин. — Покажи мне хозяйство свое, Тимофей Иванович. Хочу увидеть, где у тебя тут хваленый порядок. Садись в машину.
На полях, куда бы они не свернули, урожай подчистую был снят. Оставалась солома, но и ее уже сволакивали в бурты, скирдовали. Краюхин знал по сводкам, что Рогачевское отделение запасло всех видов кормов с превышением почти в два раза. При таком положении дела иной управляющий на солому не посмотрел бы, а этот вон прибирает.
— На черный день пригодится, — кивнул Владимир Иванович.
— Нам черный день не грозит вроде, да другие в нужде оказаться могут, — сказал Чуркин. — Еще, кажется, не было года, чтобы солома у нас пропадала. Соседи новосибирцы с кормами частенько бедствуют. И нынче уже наведывались ко мне, договаривались. По зимнику все скирды отсюда вывезут.
— Разумно живешь, Тимофей Иванович, — похвалил секретарь райкома. — Значит, недаром Фермером окрестили! Ты, конечно, прости, что я запросто так.
— А по мне этак сподручнее. Где запросто, там души больше.
На окраине деревни монолитно стоял новый коровник, тут же неподалеку достраивался другой.
— На бригадный подряд переходим, — сообщил Чуркин. — Такие хоромы-то заимев, совестно по старинке работать…
От Рогачева дорога вела в Осипово, и Краюхин прямым ходом поехал туда. В Осипове находился передовой лесозаготовительный пункт, где и начальствовал прославленный белорус Гринашко. Уже двадцать пять лет Иван Александрович жил на берегах Чузика, осибирячился, отаежился, прослыл толковым охотником на всякую дичь и всякого зверя. Гринашко держал в поселке образцовую дисциплину, добивался во всем порядка, и план по лесу у него не трещал. А как доставался ему этот плановый лес, знал хорошо только он сам да его рабочие.
Раскряжеванные столетние прямоствольные сосны золотисто, в накат, лежали на нижнем
