разовьем наступление на Конотоп и Сумы и на плечах врага ворвемся в них. Остановим героическое отступление пятой дивизии и ударим с севера! Кажется, красные уже достаточно утомлены нашим маневром.
— Выдвигайте, — распорядился тот. — Не забудьте про обеспечение лекарствами! Необходимо достаточное количество политанки. Войска совсем обовшивели. А вошь, как известно современной медицине, переносит бациллы. Прошлый раз принесли донесение, а по нему ползала вошь. Вошь, представьте! А где вошь там что? Там тиф, панове.
— Пан Адамичек, не успеваем с планами по вывозу Путиловского завода после победы. Как думаете, стоит отодвинуть? — спросил кто-то из Министерства промышленности.
— Отодвигайте, — разрешил бывший шулявский аптекарь. — Не более чем на два дня, наш флот и артиллерия требует чугун и сталь. И медикаменты. Всем потребны медикаменты: йод, корпия. Это основные проблемы.
— А что будем делать с Тульским патронным, пан фельдмаршал?
Что делать с этим заводом пану Адамичеку ничего не пришло в голову, поэтому он ответил неопределенно, планировать к перемещению, но не сразу. Так же как и остальные заводы, которые в будущем планировалось отобрать у разбитых большевиков. Репарации вообще были больной темой, что с ними делать никто не знал. С деньгами было проще, сколько их было у красных, было непонятно. Это сильно упрощало задачу. А вот все эти заводы куда-то надо было деть. И ни одна умная голова пока не придумала куда именно. Фельдмаршал поджал губы и протер обшлагом мундира самый большой и красивый орден на груди.
— Планируйте пока, как считаете нужным, поправим после победы, — распорядился он.
Закончив, таким образом, дела пан Адамичек повернулся к доблестным разведчикам, удивленно рассматривающим царившую суету.
— Итак, — обратился он к пану Штычке, — вы из польского бронепоезда?
— Так есть, Ваша Милость, — уяснив, что разговаривает с целым фельдмаршалом, доложил отставной пехотинец, — Поцяг панцерний «Генерал Довбор»! Разведываем во славу войска Польского и пана ротмистра!
— Пана ротмистра?
— Так есть, пане верховнокомандующий! Ротмистра Тур-Ходецкого! Вы бы его видели. Настоящий рубака, лопни мой глаз. Все песни нам пел. Выйдет перед строем и как запоет, ваше превосходительство! Коло моего огородешка, особенно любит. Так и говорит: знаешь «Коло моего огородешка»? Нет? Ну, поди в дупу тогда. Голос у пана Станислава хороший, ему бы в оперу, а то и бери выше куда.
Если бы ротмистр слышал эти слова, то сильно удивился. Все его вокальные упражнения состояли из фальшивого пения дуэтом с пьяным Дюбреном, аккомпанирующим сиятельному коннику на расческе. А репертуар состоял из песен никогда в приличном обществе не исполнявшихся.
— С какой целью ваше подразделение прибыло в этот район? — осторожно поинтересовался фельдмаршал.
— Осмелюсь доложить, мы вроде как потеряшки, Ваше Превосходительство, никак не можем ничего найти. Вторую неделю ищем. Воюем из всех сил. Уже, позвольте сказать, лошадиную задницу на этом съели. Вроде того пана из Влодавы, который украл в церкви киворий и ботинки ксендза и приехал на Запецек, продать. А там связался, можно сказать, с мошенниками всякими, они его напоили и все у него забрали. Он, стало быть, пошел к околоточному, так мол и так, ограбили на ровном месте. Украли все: и киворий и ботинки. Его сыскные хвать, и самого в кутузку посадили, а он им — я за истину хочу пострадать, нет такого приказа, что бы красть украденое. Они ему говорят, то вы напились, шановный, да все сами потеряли. Портите нам статистику, а это подсудное дело! Посидите у нас пару дней, а потом идите сами ищите. Так он месяц потом искал и ничего не нашел. Вы, случаем, не бывали в околотке, нет, пан фельдмаршал?
Пан Адамичек изумленно ответил, что в околотке ни разу не был. Наоборот, с паном полицмейстером всегда вел дела и тот был очень приличным человеком. То, что пан полицмейстер при этом закрывал глаза на торговлю водкой, аптекарь тактично умолчал. Шулявка жила по своим законам. По которым учащимся кадетского корпуса и рабочим близлежащего завода Гретера и Криванека строго запрещалось посещать питейные заведения. За чем внимательно следили дворники и околоточные.
— А вот если были, Ваше Сиятельство, то вам бы сыскные по роже дали раза, как пить дать. Они там особо не разбираются, правый ты или не правый. Тут и невинный может пострадать, лопни мой глаз. Мне покойный пан Вуху всегда говорил, что если жандармский дал тебе раза, то это для профилактики. А вовсе не из вины. А кулаки у него были огого, Ваше Превосходительство! Бывало, к носу поднесет, через это царство Божие видно. С серафимами всякими.
Почувствовав приближение головной боли, фельдмаршал поморщился.
«Господи Иисусе, помилуй мя грешного, что он несет», — подумал он. — «С какими серафимами»?
По большому счету пана Адамичека никогда никто не бил. Ни по роже, ни по другой части тела. Вообще возможность физического насилия вызывала у тихого аптекаря приступы тихой паники. Фельдмаршал всегда был полным и бесповоротным пацифистом, который по природе своей не мог сопротивляться. Даже тогда, когда его, еще молодого гимназиста ограбили залетные лихие люди, он молча отдал тощий кошелек, упал на землю и зажмурился. Сердце выскакивало из груди, холодная грязь неприятно облепляла затылок. Темные фигуры, удивленно повертев в руках трофей, поговорили над ним хриплыми голосами и исчезли. Открыть глаза он смог только через полчаса.
Отставной пехотинец тепло смотрел на него, словно мать на больного сына. Под его взглядом, пану Адамичеку в очередной раз пришло в голову: на кой черт он в ту ночь спрятался в кабинете? Почему, Господи?! Вот затаился бы в подворотне, сидел сейчас в своей аптеке и в ус не дул. За окном стелились бы злые ветры, а он смотрел на них из темных окон и слушал, как трещат в печке дрова. Тот кабинет полностью и бесповоротно изменил его судьбу.
Если бы отставной флейтист знал всю историю производства аптекаря с Шулявки в фельмаршалы, он непременно привел бы какую-нибудь околесицу в пример. Галиматью, от которой собеседник точно сошел бы с ума. Что-нибудь про одного пана, которого никто не знал. И который попал в самые нелепые, непостижимые уму обстоятельства.
Но бог пана Адамичека в этом миловал. Впрочем, как и тогда, когда он возвращался домой и успел заскочить в здание министерства обороны. Припомнив, как метался по пустым гулким
