себя намекаешь? — спросил я, иронично усмехнувшись, а он продолжил:
— Они как бельмо на глазу у этих бездарей. Повсюду — сплошной протекционизм, или всё решают бабки. Детки именитых родителей проходят вне очереди. Ты думаешь, у меня есть возможность заниматься творчеством? Мои родители — простые люди, а сам я приехал из Моршанска. Вот и приходится ублажать этих тварей… Каштаны им таскать из огня.
— Бабки-детки. Не смеши меня, дружок. Так всегда было. А чтобы таким, как ты, пробиться к Олимпу, нужно обладать не только талантом, а в первую очередь — ярко выраженной самобытностью. Все великие люди были харизматичны… Прошу прощения за это потрёпанное слово.
— А ты можешь мне объяснить, что это такое и где это взять?
— Это ни за какие деньги не купишь, — с ухмылкой ответил я. — Эта лицензия выдаётся Всевышним. Она даёт право влиять на события исторической важности. Внешне это проявляется в неосознанном влечении широких масс и отдельных индивидуумов, наделённых властью. Избранные являются энергетическими донорами для тех, кто не имеет внутренних источников энергии, а это большая часть человечества. Поэтому люди неистово ищут себе кумиров и поклоняются каким-то идолам вместо Бога. Ленин, Гитлер, Сталин давно уже сдохли, но адептов у них меньше не становится… Вот что значит харизма!
— А если у меня нет харизмы, но я чертовски талантлив?
— Ты знаешь, старичок… Каждый считает себя особенным и достойным великой участи, но это всего лишь заблуждение, которое является следствием нашего эгоцентричного восприятия мира. А кто будет уголёк закидывать в топку, больным утки подносить, быкам хвосты крутить, подметать улицы, у прилавка стоять? Кто будет шашлыки жарить?! — Я грубо хохотнул и продолжил назидательным тоном: — Любое общество — это плебс, социальный чернозём, в котором произрастают особые семена, брошенные Богом, и все мы участвуем в этой селекции.
Он остановил меня:
— Стоп! Ты хочешь сказать, что я — плебей, быдло, чернозём, что мне не стоит рыпаться, что я тварь дрожащая и не имею право?
— А ты ничего не попутал, старичок?! — спросил он бретёрским тоном.
— Не надо агрессии, — мягко ответил я и даже улыбнулся самой добродушной улыбкой. — Мы же просто делимся мнениями. Это нормально. Я не хочу тебя унизить, а напротив, пытаюсь облегчить твою жизнь.
— Каким образом?
Я на секунду задумался и продолжил свою проповедь, с тем лишь отличием, что не вставлял после каждой фразы «сын мой», но тональность была такая же возвышенная, как у священников:
— Откажись от мысли, что ты особенный, что ты гений, что у тебя — звёздный путь. Это элементарная гордыня, смертный грех, а во грехе не может родиться ничего правильного. Все твои страдания исходят от тщеславия, гордыни и похоти твоей. Доказывая свою исключительность, ты вынужден врать в первую очередь самому себе, а это ломает психику. Смирись с тем, что ты обыкновенный человек, и тогда у тебя появится право быть самим собой, появится право на ошибку, право быть неудачником, право носить дешёвые тряпки с Черкизона и ездить на убитой машине. Вот тогда ты спокойно заживёшь: не будет самокопаний и самобичеваний, а в душе наступит полная гармония. Modus vivendi. Не жизнь, а тихая поляна с лебедями. Осознание собственной ничтожности освобождает от ответственности за свои поступки и достижения. Помнишь, что сказал Сократ? «Я знаю, что я ничего не знаю». Это был единственный философ, который расписался в своём бессилии познать мир, априори непостижимый, а все остальные лишь подменяли сущность вербальной шелухой. Ему хватило для этого смирения, а многие до сих пор продолжают писать всякую чушь. Философия плоскатиков, познающих трёхмерное пространство, гроша ломанного не стоит.
Казалось, он меня не слышит, но я всё-таки пытался до него достучаться:
— На этой земле нет людей, которые «сами себя сделали», а это значит, что никто не может ставить себя выше других. Каждому дано от Бога или не дано. Нет смысла сожалеть о своём предназначении, потому что оно навязано свыше. Люди, которые не могут смириться со своей ролью в рамках этой реальности, кончают жизнь самоубийством или заканчивают её в психушке. Отпусти свою гордыню, ибо это петля на твоей шее. Просто — будь счастлив. Будь самим собой.
— А ты смирился с тем, что ты ничтожество? — спросил он, ехидно улыбаясь.
— Пока ещё нет, но я над этим работаю. По крайней мере, я уже не считаю себя гением.
— А чем по жизни занимаешься? — спросил он.
— Это не имеет отношения к разговору, — сухо ответил я.
Он задумался на какое-то время, а потом радостно воскликнул:
— Слушай! А в этом что-то есть! Очень удобная философия!
— Конформизм.
— Я, действительно, уже устал от самого себя. — Он поморщился и мотнул головой.
— Так перестань бегать за собственным хвостом.
— Точно. Так и сделаю.
Мы снова закурили. Хмель совершенно отпустил меня. Обнажённое тело обволакивал прохладный ветерок, но холодно не было — что-то согревало меня изнутри.
— Ну ладно, с философией мы разобрались, — ватным голосом промямлил он, пуская дым колечками, — а как быть с идеологией? Если не стремиться к успеху, то к чему тогда стремиться? Подобная философия уничтожает любую идею, или точнее сказать, любая идея становится бессмысленной. Но человек не животное — он не может существовать без идеи, без цели, без мечты.
Я задумался: «А ведь он прав: в таком случае остаётся лишь растительный образ жизни… На сегодняшний день я именно так и живу. Я — самый настоящий сорняк, который никому не приносит пользу, даже самому себе».
— Ну-у-у, помимо капиталистической идеологии, квинтэссенцией которой является достижение материального благополучия, есть ещё библейские ценности, — предположил я.
— Все эти, как ты говоришь, библейские ценности — это просто сладкая патока, с помощью которой умные дяди решили склеить совершенно разных индивидуумов. Это общество трещит по швам, и каждому требуется персональная идеология.
— А семейные ценности? Любовь? Дети? Твои старики, о которых нужно заботиться?
— Ты знаешь, я уже давно понял, что нет никакой любви, — с горечью произнёс он, — что нет никакой дружбы, что нет никакого бога и даже не осталось Родины… Ничего нет, кроме секса и бабок… Бабки! Бабки! Только одни бабки, и секс —
