освещение. Мы достигли пределов внутреннего города, неуклонно спеша к главной цели – замку.
И вот здесь положение начало меняться.
Звуки стали громче. Теперь от них сотрясались стены, и, что еще хуже, с потолка безостановочно сыпалась земля вперемешку с пылью. От каждого удара пламя светильников Ночного огня вздрагивало, угрожая погаснуть. У меня внутри нарастало чувство тревоги. Я успокаивала себя, твердя, что чем ближе к замку, тем ожесточеннее будут стычки наверху. Мы ведь знали, что нас ждет.
И вдруг раздался такой оглушительный взрыв, что пол под ногами накренился. Нас с Джесмин отбросило к стенам туннеля. Мы настороженно переглянулись. Она зашагала быстрее, поторапливая солдат отрывистыми командами, но мои шаги замедлились.
Меня остановил не сам звук, а что-то иное, носящееся в воздухе, чего я не могла назвать. Это что-то зудело у меня под кожей, будоража совсем не так, как будоражат звуки сражения. Некая сила словно испытывала крепость моей магии. Легкие вдруг наполнились ядовитым дымом.
Меня окружало нечто молчаливое, невидимое, но присутствующее везде.
Пятьдесят лет назад на одном из островов, принадлежащих Дому ночи, произошло извержение вулкана. Погибло все живое, кроме птиц. Они покинули остров за шесть часов до извержения.
Может, птицы чувствовали тогда то же, что я сейчас?
Я ускорила шаг и догнала Джесмин. Вдруг и у нее возникло такое же ощущение? Меня поразило то, как она посмотрела на меня. Я не помнила, чтобы она хоть раз выказала страх. Страха в ее глазах не было и сейчас, но от выражения лица мне стало тревожнее.
– Ты… – начала она, но я ее перебила.
– Нужно идти наверх.
Слова вырвались у меня сами собой, и лишь потом я поняла, что произношу единственно правильную сейчас команду:
– Немедленно поднимаемся!
Глава пятьдесят восьмая
Райн
Я потерял счет убитым противникам. Казалось, я снова нахожусь на Кеджари, захваченный вихрем нескончаемого насилия, когда убиваешь всех без разбору и ничего при этом не испытываешь.
Наверное, я был ничем не лучше Некулая, Винсента и того же Симона. Очередной король, заслуживающий проклятия, потому что мне нравилось убивать.
Я едва ощущал напряжение мышц или боль от ран. Мной овладело нечто первозданное и звериное. Способность рассуждать исчезла. Моя магия бурлила в жилах, радуясь тому, что целиком вырвалась на свободу, чего ей так хотелось. Убивать. Возвращать свое. Обладать.
Я больше не полагался на зрение, уповая только на свое магическое чутье. Оно было настоящим подарком судьбы, ибо при всем старании я ничего не видел. Глаза были залиты чужой черной кровью, а в остававшихся просветах мелькали крылья и меч, вонзаемый в тела. Каждый удар сопровождался ослепительной черно-белой вспышкой моего Астериса. Поверженные враги, словно мешковатые тряпичные куклы, сброшенные с башни, летели вниз, падая на землю и крыши окрестных домов.
Время, пространство и даже ощущение собственного тела перестали существовать. Я думал лишь об очередном ударе, убийстве очередного противника и очередной отвоеванной пяди, приближавшей меня к замку. К моему замку.
Так продолжалось, пока я не увидел его.
Это мгновенно вышибло меня из кровожадного забытья. Незримый удар был настолько силен, что я застыл на месте весьма в невыгодный для себя момент. Я парировал выпад ришанского солдата, и тот, воспользовавшись моим замешательством, сильно ранил мое плечо.
Я все-таки схватил ришанина, проткнул мечом и сбросил вниз, но даже не взглянул. Я смотрел вверх.
На замок.
Симон стоял на том самом балконе, где однажды пытался меня убить. Невзирая на хаос битвы и скопище мертвых тел, я знал: он там. Знал, потому что чувствовал его, как чувствуешь рябь на пруду, вызванную не ветром, а некой жуткой тварью, кружащей под водой.
И ощущения не обманывали меня. Я чувствовал какую-то жуть.
Ничего подобного прежде я не испытывал, но ощущение мгновенно укоренилось у меня в теле. Сражаясь с ришанами, я пробудил в себе первобытного зверя, и теперь этот зверь чувствовал угрозу. Угрозу, невесть откуда взявшуюся и не принадлежавшую этому миру.
Что это было?
Я прошел слишком долгий путь, чтобы бояться. Я и так непозволительно долго боялся Симона и подобных ему, хотя и отказывался признаваться в этом себе или кому бы то ни было.
Вейл не успел меня окликнуть. Я проталкивался сквозь наших воинов, прорубал себе путь сквозь чужих. Я двигался сквозь тела, крылья, мечи, убирая с пути все, что находилось между Симоном и мной.
Я знал, что должен его убить.
Он ждал меня на балконе с мечом в руке, расправив янтарные крылья. Волосы были стянуты в тугой пучок на затылке, что еще сильнее подчеркивало жестокие черты его лица.
Я не стал сбавлять скорости. Наоборот, еще сильнее взмахнул крыльями, чтобы побыстрее достичь балкона. Я не видел ничего, кроме его хищной улыбки. Еще через мгновение мы с ним сцепились.
Наше столкновение сопровождалось оглушающим грохотом, лязгом стали и всплеском магии. Мой Астерис окружил нас покровом черного света. Наши тела тоже столкнулись. Мой меч ударился о лезвие его меча.
Симон немедленно парировал удар. И после стольких лет он оставался сильным воином. Невзирая на свой возраст, он не давал мне спуска. Даже моя магия не могла его удержать, хотя ее и подстегивала ненависть, сопровождавшая каждый удар меча.
Я был ранен. Я устал, но тело не желало этого замечать.
«Я его убью».
Сквозь красную дымку гнева и черноту Астериса Симон выглядел пугающе похожим на двоюродного брата. Словно не он, а мой бывший хозяин язвительно усмехался в промежутках между ударами и контрударами и издевательски подзадоривал продолжать.
Сколько раз в прошлом я рисовал в своем воображении картины убийства Некулая?
Не сосчитать. Целых семьдесят лет. Двадцать пять тысяч дней, укладываясь спать и закрывая глаза, я воображал кровь, наполняющую его легкие, представлял, как заживо сдираю с него кожу и как в последние мгновения жизни у него не выдерживает мочевой пузырь.
Великое множество раз я думал об этом.
Но моим мечтам не было суждено осуществиться. Некулая убил другой жестокий король. Я убеждал себя, что меня устраивал и такой расклад. Пусть стервятники рвут друг друга в клочья.
Я себя обманывал. Врал самому себе.
Я сам хотел стать палачом Некулая.
И сегодня у меня была почти такая же возможность.
Первый раз, когда я ранил Симона в руку, и оттуда хлынула черно-красная кровь, я засмеялся. Громко, как безумец.
Это кровопускание пробудило что-то и во мне. Мой следующий удар был быстрее, жестче. Лезвие искало плоть Симона, как голодный зверь ищет добычу. Когда он сумел нанести ответный удар,
