Макарий и брали тогда, так называемую, «реакционную молодежь». Хотя, сами себя они гордо именовали тайной организацией «Новая Тинарра». Состояли в ней, в основном, студенты. Причем, подавляющее большинство — человеческие. И не потому, что кентавры так уж законопослушны, просто, учиться они предпочитают у себя на Родине. А «ноги» той «тайной шарашки» росли, уж извините, — хмыкнул он, — из здешней столицы и ее многоуважаемого университета. В то время в моде были разные союзы и товарищества. Да и «Новая Тинарра» тоже, по началу, имела вполне приличный вид. Ну, сидела после лекций молодежь, крапала «гениальные» экономические реформы для любимой Родины и заваливала ими главную канцелярию Сивермитиса. Однако, со временем, их стали интересовать уже совсем другие… реформы… Я не хочу сейчас влазить в те прошлые политические дебри, да и, по моему глубокому убеждению, ребятки тогда просто заигрались. Но, были среди них и те, кто точно знал, чего хочет — верхушка «Новой Тинарры», постепенно сместившая прежних «экономических энтузиастов». Вот тогда и появились эти славные игрушки, — подбросил мужчина на руке нож. — «Пратики». Как метательное оружие они малопригодны — балансировка неважная. Разве что, в ближнем бою. Да и назначение имели совсем другое — использовались, просто как знак принадлежности к своим. А изготавливались в двух вариантах: для мужчин — с настоящими ножнами. Для женщин — с расческой, в основание которой лезвие вставлялось.
— Хран, так тот мужчина, однорукий… — открыла я рот.
— Да, Евсения, — кивнул он. — Его Луц зовут. Он — личный курьер Фроны. И шесть лет назад за свое членство в «Новой Тинарре» как раз собственной правой рукой расплатился — под камнедробилку она у него попала, когда он срок на добыче моанита отбывал. А когда, полтора года назад, вернулся, Фрона лично за него у Сивермитиса Зиновия просила. Они еще по учебе в Куполградском университете друг друга хорошо знали.
— А Фрона эта… — осторожно начала моя подруга, прозорливо прищурив глазки.
— Фрона? — понятливо усмехнулся Хран. — Она прошла по тому делу вскользь. Тоже, благодаря лично Зиновию. Потому как… Ну, сами знаете.
— Защита рода Сивермитисов, — уныло хмыкнула я.
— Ну да. А пратики эти тогда, шесть лет назад, изъяли и пустили на публичную переплавку… Мне вообще кажется, в них все зло.
— Позвольте узнать, почему? — заинтересованно уточнил из-за стола Абсентус.
— А сами гляньте! — Хран, крутанув в руках нож, нажал большим пальцем на основание костяной рукояти и с легким щелчком, от оного отскочил круглый набалдашник. — Здесь — емкость под жидкость. Отсюда и разбалансировка, — протянул он разобранный пратик магу. — А жидкость…
— А-а, — сунул туда нос Абсентус и звучно им потянул. — О-о… Когда то была «Жабьим нектаром». Знакомые… ингридиенты. Хоть, в этом «сосуде» и давно пусто.
— Ха-х. Тоже по былому студенчеству знакомо?
— По студенчеству? — сверкнул очками маг. — Да нет, мой, дорогой ученик. По более поздним… клиентам сего «нектара». Это — очень сильный галлюциноген. Да еще и с побочным эффектом — недержанием языка. Причем, клиент вводится в состояние стойкого транса и потом уже ничего не помнит. Хоть романы по тем «откровениям» пиши.
— Вот и у канцелярии Сивермитиса после некоторых «посланий» «Новой Тинарры» тоже такое же впечатление складывалось — роман. Причем, с ужасами.
— А можно мне это… понюхать? — удивив всех, робко пискнул со своей боковушки Тишок. И, пригнувшись на задних лапках, пробрался к столу.
— Ну и как? — глядя на него, выкатившего, вдруг глазенки, хмыкнул Хран, на что бес, совсем уж неожиданно, выронил нож на пол, а потом отрывисто задышал:
— Евся!
— Что? — испуганно отозвалась я.
— Евся, я все вспомнил. И… ты меня… вы меня… Это я во всем виноват. Это от меня она все узнала. И тебе с ней не Стах изменял, а я.
— Тишок, ты… надышался что ли?
— Угу… Еще в августе, — уронил он голову на пушистую серую грудь…
ГЛАВА 13
Бес говорил. Я молчала. Я его слушала. Будто с каждым его словом выводя по букве собственный приговор себе…
— Я тогда лежал смирно, на этих перинах Стаха. А когда она пришла, подумал: постоит немного и уйдет ни с чем. Но, она пришла не к Стаху — она точно знала, что там сейчас вместо него я. И она ко мне наклонилась. Я лежал на спине с закрытыми глазами. Ты же знаешь, Евся, они у меня в темноте красным горят. И только слушал, как она близко дышит, а потом, вдруг, скинула с меня одеяло и сверху заскочила, — даже теперь зажмурился бес. — И-и как давай на мне скакать. Но, быстро закончила. Шлепнула только по щеке и сказала: «Ну, раз я тебя поймала, как преступника, сейчас к Макарию отведу». Я тогда со страху обратно перекинулся и хотел в окно нырнуть, но, не вышло — окно-то я сам закрыл. А потащила она меня не к Макарию, а к себе. И последнее, что я помню — эту вонь прямо перед моим зажатым носом. И все… Пришел в себя под дворцовыми окнами и своим ходом добрался до Адьяны… Евся, я уже здесь, в Медянске понял — она на мне тогда скакала, потому что в комнату Кир вошел. Перед ним представление разыгрывала. А про остальное, что я ей тогда наплел: про нашу жизнь на Купавном озере и туманные тропки и, много еще чего… только сейчас…
А очнулась уже на крыльце, хватая ртом холодный мартовский воздух. И с одной единственной, бьющейся в голове мыслью: «Что же я наделала?». И, вдруг, пришло ощущение, будто душа моя, столько времени сдерживаемая цепями реальности, сорвалась, наконец, с этих цепей и со всей мочи понеслась прямиком к Нему… Я даже прихлопнула ладонью свой мешочек на шнурке — таким ясным мне предстал этот полет. Нет, скорее бегство. А еще верней, возвращение… А потом развернулась обратно в дом.
Голоса в нем сразу же стихли. И стоящая у двери Любоня (как только сил хватило за мной не сигануть?), лишь скривилась на замершего рядом Храна (теперь понятно, кто ее не пустил). А потом все дружно уставились на меня. Пришлось открывать рот. Что публике томиться?
— Бес Тишок.
— Да, Евся.
— Я на тебя не злюсь. Потому что сама во всем виновата. Но, и другом своим назвать больше не смогу. Так что, живи дальше сам, как посчитаешь нужным. Я же должна… нет, не исправить. Исправить то, что натворила, уже невозможно. Но, ради будущего покоя Сивермитиса Тинарры, я должна открыть Ему правду о тех, кто, находясь рядом, тайком сеет
