вино» (водку). В 1552 г. по приказу государя Андрею Берсеневу и Хованскому «велено было им беречи крепко во всей Москве, чтоб священнический и иноческий чины в корчмы не входили, в пьянстве не упивалися, не празднословили и не лаялися» [527]. В 1555 г., вводя структуры выборного земского самоуправления, царь поставил перед ними одной из задач закрывать расплодившиеся подпольные корчмы. Людям дозволялось варить пиво только в канун праздников или на семейные торжества, для этого требовалось получить разрешение земских властей [528].
Но в городах по-прежнему действовали кабаки. Потому что страной в данный период заправляла «Избранная рада» и порядки регулировала Боярская дума. Ченслор, побывавший в России в 1553–1554 гг., отмечал большое пьянство [529]. Британский посол Дженкинсон, впервые приезжавший в нашу страну в 15571558 гг., описывал: «Когда я был там, я слышал о мужчинах и женщинах, которые пропивали в царском кабаке своих детей и все свое добро… В каждом значительном городе есть распивочная или таверна, называемая корчмой, которую царь иногда отдает на откуп, а иногда жалует на год или на два какому-нибудь князю или дворянину в награду за его заслуги. Тогда последний на весь этот срок становится господином всего города, грабя и расхищая и делая все, что ему угодно» [530]. Сделаем поправку, что в указанные годы жаловал не царь, а временщики от его лица.
И только опричнина переломила ситуацию. Итальянский купец Джиованни Тедальди, описывая порядки в 1560-х гг., указал, что продажа спиртных напитков «не дозволена самим московитам, ввиду того, что им, как слишком склонным к пьянству, от которого сам государь весьма далек, он вообще не разрешает приготовления и продажи даже пива, исключая восьми дней до и после Рождества Христова, когда пить позволено ради праздника» [531]. Подтверждает Рафаэль Барберини, приезжавший в Россию в 1565 г., он пишет о пьянстве — «обыкновенно государь строго воспрещает им это» [532].
Установленный порядок описал Михалон Литвин: «Мосхи… хотя и владеют землями, на которых растет виноград, но вина сами не пьют, а продают христианам, получая на вырученные от него деньги средства для войны… В Московии же нет шинков, и если у какого-нибудь домохозяина найдут хоть каплю вина, то весь его дом разоряется, имения конфискуются, прислуга и соседи, живущие на той же улице, наказываются, а сам (хозяин) навсегда сажается в тюрьму» [444]. Что ж, прислуга и соседи не могли не знать, что в доме гонят вино. Меры жесткие. Но с пьянством было покончено, и такое же положение сохранялось после опричнины. Иезуит Джованни Паоло Компани в 1581 г. отметил: «Пьянство среди простого народа карается самым суровым образом; законом запрещено продавать водку публично в харчевнях, что некоторым образом могло бы распространить пьянство» [533].
Глава 24
Новые успехи и новые заговоры
Войну с Литвой царь желал прекратить. Но Сигизмунд и паны упрямились, их требовалось подтолкнуть к этому. Иван Грозный применил ту же тактику, какую применяла его мать со своими воеводами. Начал строить крепости на неприятельской земле. Итальянец Руджиери, побывавший в Польше, докладывал папе римскому, что делалось это «с невероятной быстротой». Русских мастеров он уважительно именовал «инженерами», они осматривали местность, заранее на своей территории рубили бревна, подгоняли их, размечали. Потом внезавно сплавляли их по реке до намеченного места, по знакам на бревнах «в один миг соединяли», засыпали ряжи землей. «Король [польский] только еще первое известие получает о начале сооружения» — а крепости уже «оказываются столь крепки и внимательно охраняемы, что, осажденные громаднейшим королевским войском, испытывая храбрые нападения, мужественно защищаются и остаются во владениях Московита». Руджиери писал, что таких крепостей, «пока я был в Польше, он выстроил четыре» [534]. Это были Усвят, Ула, Сокол, Копие. И каждая крепость отхватывала у литовцев изрядный пограничный район.
Рухнули и надежды Сигизмунда на крымцев с турками. После поражения под Болховом султан убедился, что русские по-прежнему сильны, а польский король солгал, силясь столкнуть его с Россией. Он развернул свои полчища в другую сторону, начал войну с германским императором. В 1566 г. Сулейман выступил на Венгрию и крымской орде приказал идти с собой. В общем, литовцам было о чем призадуматься, и они направили в Москву «великих послов» во главе с гетманом Ходкевичем — говорить о мире. Стороны начали, как обычно, с «максимальных» претензий. Король запрашивал Смоленск, Чернигов, Северщину, Новгород. Царь в ответ потребовал Киев, Витебск, Минск, Волынь и другие земли, принадлежавшие его предкам. Но к такому привыкли, это значило лишь, что переговоры будут не о «вечном мире», а о перемирии. Заговорили об условиях, и паны теперь соглашались, чтобы обе державы сохранили за собой занятые земли и города в Ливонии, но при этом заключили союз против шведов, выбили их из Прибалтики и их владения поделили пополам.
Однако Иван Грозный раскусил коварный подвох. Со Швецией в данное время отношения были прекрасными. Через нее шла русская торговля с Европой. Литовцы силились разрушить этот альянс. А потом вполне можно было найти предлог, чтобы расторгнуть договор с Россией. Царь предложил другой вариант: провести границу по Двине. Литва сохраняет Курляндию, но уступает города, лежащие севернее реки. А русские за это возвращают крепости, занятые южнее Двины: Озерище, Лукомль, Дриссу. В дополнение государь согласился безвозмездно отпустить литовских пленных, а своих выкупать за деньги. Но такие условия послы отвергли. Переговоры зашли в тупик.
И тогда Иван Грозный совершил шаг, совершенно необычный для своей эпохи. Созвал Земский Собор. На этот раз не «всякого чина», как в 1549 г., а тех, кого дело касалось непосредственно. 28 июня 1566 г. в Москве собрались Боярская дума, Освященный Собор, 33 дьяка, 215 дворян и детей боярских из разных городов, 12 гостей, 63 купца. Царь поставил перед ними вопрос — продолжать ли войну? Такие решения он вполне мог принимать сам. И тем не менее, счел нужным выслушать мнения подданных! Ведь служилым предстояли дальнейшие тяготы, потери, купцам и городам — затраты. Но Собор выразил ему полную поддержку. Делегаты совещались по сословиям и подали «речи», что литовские условия мира неприемлемы. Дети боярские подтвердили, что «на его государево дело готовы». Купцы заверили, что ради интересов Отечества «не токмо свои животы» (достояние — авт.), но и «головы свои кладем за государя». 2 июля эти «речи» внесли в Соборную грамоту, члены Боярской думы и Освященного Собора скрепили ее печатями, а дети боярские и купцы «на своих речах кресть
