из «Юности Севера»?
— Ну как же, помню, — оживился полковник. — Ведь это я порекомендовал тебя ей в помощь, надеюсь, нет претензий ни с той, ни с другой стороны?
— Михаил Андреевич, там теперь такое заварилось… вы были в командировке и, наверное, еще не в курсе…
Капитан Петухов доложил о столкновении Пантелеймона Михайловича Кызродева с рабочим механическою завода Кимом Котковым.
Полковник, слушая, мрачнел. Потом сказал, барабаня пальцами по краешку стола:
— Ну, дела! Непостижимая последовательность, поразительное совпадение событий — прямо игра судьбы… А как же на это отреагировала журналистка?
— Признаться, она в отчаянии. Не до статьи ей теперь. Бегает, хлопочет за парня…
— А парень стоит ли этого?
— Пожалуй, да. Горяч, правда, не всегда умеет сдержать себя. Но на заводе его хвалят. И, если помните, мы даже размышляли, а не предложить ли ему перейти на службу в органы милиции…
— Совсем неожиданный поворот. А что, майор Кызродев настроен решительно?
— Да. Дело уже в прокуратуре.
— Вот даже как, — вздохнул полковник и отвел глаза к окну.
— И это еще не все, Михаил Андреевич. Нам стало известно, что сегодня сын Кызродева со своим дружком избили паренька, прежде водившегося с их шайкой. Того, которого заводская бригада взяла под свое шефство, — и наставником у мальчонки Ким Котков. Избили основательно…
— Майор Кызродев знает об этом?
— Наверное, еще нет. Вряд ли сынок похвастался своим очередным подвигом.
— Хорош отпрыск… Вот как бывает: наказываем всяких оболтусов, а собственных детей иногда воспитать прилично не успеваем или не умеем… У тебя все, Григорий Николаевич? Тогда не смею задерживать, иди… Я займусь этим делом после праздника.
Майор Кызродев вошел, прищелкнул каблуками:
— Товарищ полковник, по вашему вызову явился!
Полковник поднялся ему навстречу, вышел из-за стола, протянул руку.
— Здравствуй, Пантелеймон Михайлович. Присядь…
Майор опустился в кресло, стрельнул взглядом, стараясь угадать, зачем зван.
— Как живется-работается?
— Спасибо, товарищ полковник, вроде бы все нормально.
— Супруга, Павла Васильевна, не хворает?
«Что-то уж очень издалека повел…» — душа Кызродева заворочалась в недобром предчувствии.
— Здорова, что ей сделается — двужильная баба. Бабы — они покрепче нас, да…
Михаил Андреевич покосился на массивного майора. Да, тоже не былинка… Сколько же лет он знает Кызродева? Давно, еще с тех пор, когда тот работал в колонии — однажды довелось инспектировать. С грехом пополам осилил программу вечерней школы — пришлось, конечно, попыхтеть, но понимал, что без образования теперь далеко не шагнешь по служебной лестнице. А иной специальности — кроме следственной практики — у него не было и нет. Трудный случай, хотя и не единственный в своем роде.
— Доложили мне, Пантелеймон Михайлович, что на тебя было совершено нападение — будто бы прямо на улице, так? Верно говорят: улица полна неожиданностей… И кто бы мог подумать, что молодой парень, да еще комсомолец, решится напасть среди бела дня на работника милиции?
— Да-да. Совсем распустились. Оберегаешь их покой, воспитываешь, работаешь, не зная продыху ни днем, ни ночью, а они… Поднять руку на милицию! На человека в майорских погонах!
— Значит ты был в форме, Пантелеймон Михайлович?
— Да… то есть, я сейчас не помню… это уже вечером было, после работы. Завернул я в магазин, подошел к кассе…
— Говорят, ты потеснил очередь, предъявил какие-то особые права. Ну, конечно, милицейская форма производит впечатление…
— Нет же! — замахал руками Кызродев. — Теперь я точно вспомнил, что уже побывал дома, переоделся в штатское, а потом отправился в «Гастроном». Зачем же выставляться в служебном…
— Погоди, майор. Тут пока возникает неувязочка с твоим рапортом и с теми бумагами, которые ушли в прокуратуру. Там везде указано, что гражданин Котков совершил на тебя нападение, зная о том, что ты — работник милиции. Откуда же ему было знать?
— Может быть, запомнил по собранию в заводском клубе? Хотя, правда, я и там был в штатском…
— А ты что — выступал на этом собрании?
— Я? Нет… Это он, Котков, выступал там с высокой трибуны, красивые слова говорил… Как же, помню… только слова у него разошлись с делом, с личным поведением.
— Снова неувязочка, Пантелеймон Михайлович. — Полковник откинулся к спинке стула. — Теперь получается, что не он тебя узнал, а ты его… Может быть, парень и вовсе тебя не мог узнать — ни в форме, ни без формы, потому что ни разу тебя не видел?
— Это уже предположения и частности, — насупился Кызродев. — А раз преступление совершено — надо держать ответ. По закону.
— Значит, судить будем Коткова?
— Непременно. И — как суд решит… Может, отбудет наказание — поумнеет, начнет соображать, на кого лезть, а перед кем в сторонку отойти…
— Вот ты сказал: «отбудет наказание», — полковник быстро наклонился к собеседнику. — А почему же ты, майор, опережаешь решение суда? А что, если суд не сочтет его виновным? Или дело даже не дойдет до суда: прокуратура завернет нам его ввиду зыбкости материала, неосновательности улик, противоречий… Ты вот сам посуди, Пантелеймон Михайлович, сколько мы сейчас в коротком разговоре обнаружили неточностей: ты был не в форме, Котков тебя в лицо не знает, о том, что ты работник милиции, не имел понятия… А ведь в прокуратуре и суде со всем этим дотошней разберутся, чем мы с тобой… И тогда возникнет вопрос: а был ли сам факт нападения?
— Товарищ полковник, выходит, вы берете под сомнение меня… мое…
Лицо Кызродева багровело от обиды и негодования, пухлые пальцы бегали по поручням кресла, будто бы не находя, за что зацепиться, на что опереться.
— Это не я беру под сомнение, Пантелеймон Михайлович, — полковник смотрел на него прямо и пристально. — Это я пытаюсь представить себе, какие сомнения могут возникнуть в прокуратуре и у состава суда. Меня не может не беспокоить перспектива возвращения дела, как необоснованного. Или того хуже: ведь прокуратура имеет право возбудить ответный иск — о необоснованном задержании, о попытке оклеветать честного человека, о попытке воспользоваться служебным положением и свести с ним счеты…
Теперь щеки Пантелеймона Михайловича заливала нездоровая бледность. Он набычился, едва выговорил:
— Это как же понимать, товарищ полковник? Какие могут быть у меня счеты с этим парнем…
— Но ведь я опять отталкиваюсь от твоих же речей, Пантелеймон Михайлович, которые только что слышал. Вот ты мне рассказывал, как Котков красовался на трибуне в заводском клубе, витийствовал, красивые слова говорил… Но что тебя лично привело в этот зал? Пустое любопытство? Обывательский интерес?.. Не-ет, оказывается, в этом клубе шел общественный суд над шайкой юнцов, повадившихся грабить прохожих в ночных закоулках. И среди этих юнцов
